Суть Времени 2013 № 15 (13 февраля 2013)
Шрифт:
Что под какие бы маски ни прятали белоленточники этот свой сокровенный лик — именно он всегда будет определять характер политического процесса. Признав же это, спросим себя — так что же это за лик?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам придется оглянуться назад и, отбросив все частности, выявить ту ось, вокруг которой вращалась и вращается постсоветская Россия.
Вот уже более двадцати лет нашему обществу навязывается идея покаяния за порочное прошлое. Эта идея покаяния изначально имела нетерпимый, фактически сектантско-религиозный характер. С
При этом проповедники «религии покаяния», в отличие от любых других проповедников, именуют благодатью не добродетель, а распущенность, не трудолюбие, а авантюризм, не честность, а грабительскую лихость.
Вполне естественно, что такая проповедь, вывернутая наизнанку, не может обеспечить нормального функционирования постсоветского общества, а уж тем более его развития.
Но проповедники покаяния обвиняют во всем не ущербность своей религии, а ущербность «грешников», не желающих эту «религию» принимать. Они неистово бичуют «пороки» этих «грешников», именуя эти пороки то «ядром культуры», то «культурной матрицей».
То, что Меньшинство с большой буквы называет «пороками» нашими, то, за что оно бичует нас как наистрашнейших грешников, для нас, как для Большинства, является основополагающими благими устоями нашей жизни. Таких благих устоев (для нас) или пороков (для них) — одиннадцать. Вот они.
Первый — коллективизм.
Второй — жертвенность.
Третий — вера в то, что не хлебом единым жив человек.
Четвертый — категорическое нежелание признать всеблагой, универсальный, безальтернативный характер великой западной цивилизации, представителем которой на нашей территории является Меньшинство с большой буквы.
Пятый — упорное стремление жить в единой и неделимой России.
Шестой — преклонение перед подвигами предков.
Седьмой — восхищение нашей великой, всемирно значимой и непохожей на другие культурой.
Восьмой — наша готовность считать своим важнейшим слагаемым православную версию христианства.
Девятый — наша тяга к большим просторам и великим проектам.
Десятый — наша вера в возможность справедливого устройства жизни.
Одиннадцатый — «вредная» специфичность русского языка.
«Церковь покаяния», занявшись прозелитизмом, не информировала грешников в открытую о том, что она будет искоренять все эти их пороки. Она поначалу притворилась искоренителем всего лишь какого-то сталинизма, потом перешла от сталинизма к советизму. И стала намекать на то, что ведь советизм тоже произошел от чего-то такого нехорошего.
Только затянув свою новую перестроечную и постперестроечную паству в воронку регрессивного инферно, «церковь покаяния» решилась во всеуслышанье заявить о том, что именно она будет вырывать с корнем.
В ответ она получила от Большинства — когда рычащее, а когда и мычащее «нет».
В итоге после двадцати с лишним лет всевластья «церкви покаяния», ее фактической информационной да и политической монополии, «церковная община» обнаружила, что Большинство упорствует в грехах и даже наращивает греховность. А «святых и подлинно верующих» в «религию покаяния» не более 7 процентов населения России.
Тогда-то и доформировалась в недрах «церкви покаяния» доктрина Меньшинства с большой буквы. Согласно которой Меньшинство с большой буквы — это крохотное племя гигантов, которому противостоит огромный человеческий свинарник, оно же Большинство с большой буквы.
«Да, — заявило Меньшинство с большой буквы, — наши жизненные установки противоположны мировоззрению этого свинарника — и что с того? Ведь именно нам, находящимся в Меньшинстве избранным, ведомо благо. А если несопричастное благу Большинство будет этому сопротивляться, то по отношению к нему правомочны любые санкции. Вплоть до уничтожения».
Эта доктрина Меньшинства поразительно подтверждает пророчество Достоевского о том, что враги России попытаются доказать народу, что его история есть абсурд.
Что им «надобно, чтобы такой народ, как наш, не имел истории, а то, что имел под видом истории, должно быть с отвращением забыто им все целиком». И что враг яростно приближает час, когда народ «устыдится своего прошлого и проклянет его».
Достоевский предупреждал, что лозунг врага и прост, и коварен одновременно. «Кто проклянет свое прежнее, тот уже наш, — вот наша формула!» Таков был лозунг врага, по мнению Достоевского.
Под какими бы масками ни прятало свой лик Меньшинство с большой буквы, творящее свои покаянные (а на самом деле окаянные) мессы на наших улицах и площадях, — это именно тот враг. Он все чаще скидывает маски. Только вот Большинство еще боится признать, что ему противостоит именно это.
Проклятия в адрес нашей неуклюжей России, в которой «порядочному человеку» до сих пор еще нечего делать… Лакейство перед Европой… Ненависть к России — вот что, по мнению Достоевского, является сокрытым движителем так называемой религии покаяния. Ненависть к России за все — за ее природу, за ее историю, за ее идеалы… Так ли уникальны и эта «церковь покаяния» и ее отношение к не вошедшему в эту церковь презренному большинству?
Анализ социокультурных конфликтов, раскалывавших разные народы в разные исторические периоды, позволяет утверждать, что в происходящем у нас сейчас нет ничего уникального.
Что разные народы переживали такие расколы на разных этапах своей судьбы. И что Большинство может спастись от объявившего ему войну Меньшинства, только проявив способность к организации полноценного и эффективного сопротивления.
Но имеем ли мы право говорить о расколе как о чем-то случившемся и потому лишь требующем адекватного оформления? Да, мы имеем право так говорить. Ибо раскол везде и во все эпохи осуществляется руками так называемого просвещенного Меньшинства. Когда идеологи Меньшинства начинают под аплодисменты этого Меньшинства говорить о Меньшинстве как о племени гигантов, а о Большинстве как о человеческом свинарнике, — это и есть произошедший по вине Меньшинства раскол.