Суть времени #6

Кургинян Сергей Ервандович

Итак, в каких случаях всё это может быть эффективно? Если у этого есть собирающее начало. Смысловое начало. Но каким образом через такую тьму времён пробиться к смыслу, к этому собирающему началу?

Через философию.

И здесь опять надо бы почитать Ленина, потому что Ленин – человек в этом смысле просто гениальный. Его фраза о том, что никакая наука, никакой естественный материализм людей ничего нам не даст, если не будет философии, что в отсутствие философии мы обречены на то, чтобы буржуазия нанесла нам поражение… Вот так и сказано: в отсутствие философии мы обречены на то, чтобы буржуазия нас разгромила (это сказано уже после взятия власти)… Это надо быть очень незаурядным человеком! И, к сожалению, не обеспечившим главного – того, чтобы на место этого всего через 40-50 лет не пришли люди настолько заурядные, что им эта философия была не только не нужна – их от неё тошнило. И тогда буржуазия нанесла поражение. Не только по этой, но и по этой причине.

Итак, нам нужна эта самая философия. А главный философский вопрос, который является одновременно политическим, прост и поразительно соотносится с нашей передачей: в чём суть времени? Мы все назвали передачу "Сутью времени". Так в чём эта суть?

Суть времени, и этому были посвящены предыдущие 5 передач, заключается в том, что завершается одна эпоха – эпоха А, эпоха модерна, содержание которой модерн, и начинается другая эпоха – эпоха Б .

Итак, была эпоха А, и длилась она очень долго. Теперь наступает эпоха Б. Мы все с вами находимся на этом маленьком мостике между двумя эпохами ("Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые"). Но в чём же содержание "эпохи А" и "эпохи Б"?

Содержание "эпоха А" – модерн не просто в том смысле, в котором модерн существует и сейчас – на Востоке. Но он там существует, как один из проектов. А в "эпоху А" модерн был монопроектом: есть только модерн – и ничего больше.

В гигантскую эпоху, на протяжении пятисот лет люди твёрдо верили в то, что, раньше или позже, каждый народ земли, каждый человек пройдёт путём модерна – пусть с учётом своей национальной специфики, своих культурных особенностей, но пройдёт этим путём. И, рано или поздно, доразовьётся до некого социального и интеллектуального, политического, культурного блага. Он разовьётся до этой степени. Тогда, возможно, человечество станет единым.

Да, в этом не было подлинной универсальности. Её место занимала нивелировка всех до некоторых норм модерна. Но в этом была всеобщесть. И эта эпоха длилась 500 лет – до какого-нибудь 1960-го, условно говоря, года. С 1560-го и чуть не с 1460-го – до 1960-го. Вот эти 500 лет длилась эта эпоха.

Буржуазия зарождалась, оформлялась. Она победила в Великой французской революции и серии буржуазных революций, прокатившихся по миру (Англия, Америка и так далее). Она утвердила эту монопроектность. Она пошла двигаться этим путём. Довольно быстро стала загнивать. И если бы не советский проект, который подпёр её с другой стороны (с одной стороны, была балка модерна; с другой стороны, её стала подпирать балка советского альтернативного проекта), – она бы рухнула уже в конце XIX- начале ХХ века, после Первой мировой войны. И это и был фашизм – как попытка буржуазии продлить себя за пределы проекта "Модерн", угасающего проекта. Но советский проект подпёр эту балку модерна. И когда сбили советскую балку – начала рушиться сама эта балка модерна, и мы сейчас это наблюдаем. Это и есть переход из "эпохи А" в "эпоху Б".

Итак, эпоха А – это монопроектность модерна со всеми его принципами, а эпоха Б – это полипроектность, когда есть проекты: модерн, контрмодерн, постмодерн, и они каким-то образом соотносятся друг с другом.

Повторяю ещё раз.

Эпоха А – это когда есть модерн и ничего больше.

Эпоха Б – это когда есть вот такой вот квадратик, поделённый на 4 части В одной части постмодерн, в другой контрмодерн, в третьей модерн. При этом постмодерн и контрмодерн у нас на глазах (в этом египетский опыт!) начинают объединяться и создавать "мировую деревню" и "мировой город" с тем, чтобы атаковать модерн, перемещающийся только на Восток.

Если бы существовала эта схема, то миру наступила бы хана. Человечеству наступила бы хана. И схема эта иллюстрирует одно: капитализм, продлевая себя за модерн, продлевая своё господство за его пределы, всё равно превращается в фашизм, гностицизм, в демонтаж единства рода человеческого, он ничего другого сделать не может. В пределах этих трёх проектов не может происходить ничего!

А России, которой в рамках "эпохи А" – "модерн и ничего больше" – было место (она могла и сейчас понемножку шевелиться в сторону модернизации), в рамках этой трёхчленки места нет.

Потому что модерн этого типа существует только на Востоке (здесь много бедного, молодого, дисциплинированного населения).

В контрмодерне России тоже места нет – это ужасное место, если оно и есть.

В постмодерне ей явно нет места.

Ей никакого нет места! И мы это уже обсуждали. Но даже если бы ей было в этом место, всё равно – это мир ужаса. Это социальный, политический, геополитический, метафизический ад. О чём тоже говорит Фромм: мир, в котором любовь уже не преодолевает отчуждения, это ад по христианскому определению.

Но в том-то и дело, что есть четвёртый проект! Что кроме постмодерна, контрмодерна и модерна есть четвёртый проект.

Назовём его "сверхмодерн". И дальше, уже в следующем разговоре, обсудим, что это такое. Пока же скажем, что этот четвёртый проект, проект "Сверхмодерн", включает в себя нечто новое, чего ни в каком коммунизме не было:

– нечто отброшенное из коммунизма и советскости ещё в советскую эпоху. Отброшенные куски;

– нечто скомпрометированное в постсоветскую эпоху и теперь постепенно оправдываемое. Это и есть основное;

– нечто, не введённое в систему (советскую, коммунистическую) ни в советскую эпоху, ни в постсоветскую. Ни при Ленине, ни при Сталине, ни при Хрущёве и прочих, ни потом.

Вот это – столбы. Два маленьких столбика ("отброшенное" и "не введённое") и один здоровый ("существующее") являются фундаментом проекта "Сверхмодерн". Это посткапитализм, в любом случае. Это посткапиталистические перспективы, о которых говорили давно, как бы их ни называли: "эпоха когнитариата", "информационное общество", "меритократическое общество"… Но это уже не капитализм.

Капитализм кончается, он умирает. Нет капиталистических семей, передающих наследство по-настоящему, как общее дело. Как передавала когда-то семья Рокфеллера и другие семьи. Нет этики капиталистической. Много чего нет.

Итак, капитализм умирает, возникает посткапитализм. И это и есть четвёртый проект – сверхмодерн. И он удивительно созвучен тому, что делалось в советское время. Я снова говорю о том, что именно обрушение советской балки завалило всемирный модерн. С 1991 по 2001 год. Десять лет на это понадобилось, и это было сделано.