Суть времени. Цикл передач. № 21-30

Кургинян Сергей Ервандович

Созревание буржуазии в лоне феодального (или традиционного) общества… Формирование буржуазии как класса преимущественно городского (в отличие от феодалов как крупных земельных собственников)… Формирование буржуазии как хозяина индустриального сектора (в отличие от феодалов, являющихся хозяевами сектора аграрного)…

Все это сильнейшим образом воздействовало на общественную жизнь. Но ничуть не менее сильно на нее воздействовало и другое. На социально-метафизическую сцену по очереди вышли два новых действующих лица.

Сначала религиозные раскольники-протестанты. Они существенным образом проблематизировали легитимность тогдашней монархической власти. Французский монарх, помазанный католической церковью в Реймском соборе, был легитимен именно как король католиков. И он совершенно не был легитимен для протестантов, которые считали католическую церковь, осуществляющую помазание французского короля, церковью сатаны. Спасение от этого искали в особом типе абсолютизма. При котором легитимность религиозного помазания мягко трансформируется в нечто, определяемое формулой Людовика XIV «государство — это я».

Но такая трансформация не обеспечивает устойчивой легитимности. Кроме того, на сцене появляется еще одно новое действующее лицо — светский человек. А для него — что католический Рим, что Кальвин и Лютер… Одно слово — религиозные мракобесы. Пока светских людей было мало, их сжигали на кострах инквизиции. Но потом их стало много. А потом — не просто много, а очень много. Ну, и как регулировать общество в условиях, когда так меняется человек?

Новая материальная среда, пропитанная духом науки и техники, и новый человек, впитавший вместе с этим духом и крамольную светскость… И новая материальная реальность, и новая реальность духовная, культурная, антропологическая — одинаково давят на социум. И требуют, чтобы возникли новые регуляторы, новые правила социальной игры. В противном случае социума не будет вообще. Ведь даже относительно устойчивая искусственная материальная среда все равно не воспроизводится сама собой как среда природная. А уж социальная среда — тем более.

Капитализм заявил: «Я создам новые правила, новые регуляторы и спасу общество от распада и смуты».

Это было очень важное заявление, поскольку население еще помнило ужас смут. Религиозных войн — и не только. Капитализм пришел — и легитимировал себя великими социальными преобразованиями.

Капитализм отменил сословный принцип.

Капитализм атомизировал традиционное общество, вбросив в городскую пролетарско-индустриальную жизнь огромное количество сельского населения.

Капитализм сформировал новую общность — нацию. Теперь уже не религия, а язык, гражданство, культура, этос регулировали принадлежность индивидуума к подобной общности.

Капитализм действительно создал новый индустриальный мир.

Капитализм предоставил новые права огромной массе ранее бесправного населения.

Капитализм (и это, возможно, главное) сделал закон гиперрегулятором построенного им принципиально нового общества. Теперь уже все регулировала не традиция, не привычка, которая «душа держав», а писаный и строго исполняемый закон. Подкрепленный соответствующими юридическими институтами.

Капитализм построил новую политическую систему, назвав ее демократической.

Капитализм переустроил все подсистемы предыдущего традиционного общества. И тем самым капитализм сделал — что именно? Правильно. Он реализовал проект «Модерн», легитимировав тем самым себя в виде класса не только господствующего, но и исторически лидирующего.

Помимо вышеназванных обычных слагаемых рассматриваемого проекта «Модерн», у этого проекта есть еще и метафизика. Причем как религиозная, так и светская.

При всей важности религиозной метафизики Модерна, его содержание, конечно, определяется наличием светской метафизики. То есть наличием прогресса и гуманизма как сверхценностей.

Подчеркиваем — не как обычных ценностей, а именно как сверхценностей. Метафизика проекта «Модерн» существует только до тех пор, пока прогресс и гуманизм обладают именно сверхценностным содержанием.

Причем такое содержание должно носить всеобщий и одновременно абсолютный характер. То есть быть адресованным каждому народу, каждому представителю рода человеческого и человечеству в целом.

Что же касается религии, то Модерн лишь допускает ее, решительно отделяя церковь от государства. И — до предела рационализируя религию. То есть, подвергая ее весьма существенным трансформациям.

Баланс между разумом и верой в религиозном модернизме резко сдвигается в сторону приоритета разума. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Глава 15. Исчерпание Модерном своих возможностей

После того, как аналитика проекта «Модерн» произведена, прогностика фактически является делом техники.

Не составляет труда доказать, что исчерпание касается всех вышеописанных слагаемых проекта «Модерн». Но прежде всего, бросается в глаза то, насколько Модерн исчерпал свой метафизический ценностный потенциал.

Ключевой и грубейшей приметой подобного исчерпания является абсолютизация категории «демократия». Современная западная практика основана на абсолютном приоритете формальной демократии над чем угодно еще.

Между тем еще совсем недавно Модерн явным образом не был синонимом демократии. Очевидным свидетельством этого являлся позитивный смысл, вкладываемый западными политиками и политическими философами в понятие «авторитарная модернизация».

Теперь США и Запад в целом объявили авторитарную модернизацию своим главным врагом. Фактической «осью зла». Можно ли так поменять курс, не расплевавшись с метафизикой Модерна — то есть с прогрессом и гуманизмом? Конечно, нет.

Формальная демократия?

Если в какой-нибудь архаической стране есть два клана каннибалов… Один из которых считает, что лакомиться надо и женщинами, и мужчинами… А другой — что только женщинами…

Если эти два клана создают две партии. Проводят демократические выборы. Формируют парламент. Вырабатывают каннибальский консенсус. «Мы, мол, согласны в главном: что человечина — это нормальный пищевой продукт. Но у нас дискуссия по частным вопросам…»