Суть времени. Том 1
Шрифт:
Являлась ли эта ситуация смертельно опасной — настолько опасной, что общество было обречено? Никоим образом. Достаточно было разрешить нормальную демократическую дискуссию и людям, которые обладали другим представлением о процессе, а главное — тем людям, которые умели разговаривать и спорить, дать возможность вести полемику. Тогда, возможно, Советский Союз был бы спасен, а население не сошло бы с ума настолько, насколько оно сошло. Крыша бы поехала не так сильно, удар был бы не так силен, это бы не носило характер когнитивного шока, характер широкой социокультурной травмы. Травмы не индивидуальной, хотя и индивидуальной тоже, но коллективной, общественной,
Но тем, другим, людям говорить не дали. Или им дали говорить на таких площадках, на которых их не слышали. Или же вместо них выдвигались оппоненты, которые заведомо могли только дискредитировать саму идею оппонирования таким замечательным интеллигентным образованным противникам, какими были диссиденты, которых Яковлев пустил на телеэфир и в наиболее популярные газеты (а СМИ в то время, повторяю, полностью контролировались правящей партией).
Итак, удар был чудовищно силен! Никакого противодействия этому удару не было. Более того, на этом этапе полемика носила заведомо тупиковый характер. С одной стороны, были люди, которые обладали знаниями или тем, что они называли знанием, дискурсом, совокупностью фактов, аргументов: «Вот как это было на самом деле, вот архивы, вот данные, вот факты» и так далее. А с другой стороны, находились люди, которые говорили: «Злопыхатели, не смейте трогать наш советский миф, нашу замечательную легенду о стране и обществе!»
Если бы наше общество было традиционным и охраняло бы свой миф так, как католики в каком-нибудь XVII веке охраняли миф о непорочном зачатии… то есть на любое оскорбление своих святынь отвечали бы просто ударом или, скажем, выхватыванием шпаги, то, возможно, в этом бы не было ничего страшного. Но наше общество было уже модернизированным, современным, оно не сакрализовало свои мифы и не готово было подобным образом их защищать. Оно хотело не мифов, а правды. И как только сторонники Советского Союза и советского общества начинали говорить о том, что вот-де, мол, у нас есть священное, у нас есть мифы, их оппоненты говорили: «Подождите, подождите, а может, на самом-то деле, все было пакостным, может, вы нам просто врете, может быть, это идеологическая мулька?» — и так далее и тому подобное.
Таким образом, произошел колоссальный, непоправимый, фантастический разгром, который начался, по-видимому, все-таки где-нибудь в году 1986-м либо в конце 1986-го — начале 1987-го и закончился в 1990-м, 1991-м. Это был недолгий период, который определил очень многое в нашей истории. Потому что за это время широчайшим общественным слоям было доказано, что их первородство тухлое, порченое! И слои это признали. Слои нашего общества, наши соотечественники. Я видел это, я являюсь очевидцем, я участвовал тогда в дебатах на какой-нибудь «горячей линии», на московском телевидении, на различных открытых площадках. Я видел людей с безумными глазами, которые уже приняли в себя дозу этого диссидентского яда и которые просто сходили с ума от злобы, ненависти, разочарования, от ощущения того, насколько они обмануты, как им вешали лапшу на уши так много лет и как «на самом деле» все это было.
В оправдание своих соотечественников могу сказать, что по ним ударили очень сильно. По ним ударили так сильно, как никогда. Это случилось, повторяю, из-за монополии правящей партии, которая, конечно, во всем виновата в первую очередь, ибо всегда виноват тот, кто властвует. Но если бы одновременно с этим была бы свободная равноправная дискуссия, которую не допустила все та же правящая партия…
Но это было так, как это было. В этом смысле история не имеет сослагательного наклонения. Это уже произошло! Сознание было взорвано! Этим страшным ударом, этим первым месседжем…
Но был и второй месседж, ничуть не менее важный. Он заключался в следующем, этот месседж № 2: «А зачем вам вообще нужно первородство?! Однова живем! Мы живем сегодняшним днем, дайте пожить! Откуда все эти бредни о том, что необходимы какие-то идеалы, что нужна жертвенность, что мы должны жить какими-то смыслами? Да не этим живем!»
В конце 80-х годов вышло много публикаций, где идеалы были вообще — вообще! — дискредитированы. Очень сильно, всеми возможными способами. Речь шла не только о советских идеалах, но об идеалах вообще! Американская мечта не может быть отменена, она всегда существует, как американская миссия и многое другое. Русским же сказали, что ни миссии, ни мечты быть не должно вообще. Не только советской, которая «ложна и порочна, ужасна и омерзительна», но и вообще никакой! Жить надо интересами, то есть «чечевичной похлебкой». Эрих Фромм называл это «гуляш», но мне ближе термин «чечевичная похлебка».
Оба эти месседжа проникли в сознание наших соотечественников, огромного количества соотечественников, и в итоге они отказались от своего первородства. Причем в 1990 году, в 1991-м и даже в 1992-м можно было считать, что отказались они во имя демократии, свободы, права и всего прочего, то есть во имя другого идеала, что, в принципе, является допустимым. В конце концов, что такое революция 1917 года? Один идеал — православная империя (крест над Святой Софией, православная симфония и все прочее) — меняется на другой идеал — коммунизм. Идеал на идеал — это такой бартер, такая рокировка.
Это и есть История. Она каждый раз зависает над бездной, потому что каждый раз обрушение одного идеала тяжелейшим образом травмирует общество, но тут же другой идеал заменяет прежний идеал, и что-то устанавливается.
К 1993 году стало ясно, что наши соотечественники в значительном количестве поддержали Ельцина. Уже поняв, что они обмануты. Уже имея некий символ в виде Белого Дома, над которым были подняты все знамена, включая красное. Уже зная, что Ельцин к этому моменту нарушил Конституцию и выпустил указ 1400, который был заведомо неправовым, они все равно не поддержали другую сторону. Некоторые ссылались на то, что там «неприятный чеченец Хасбулатов», но это полная чушь, потому что управлял не Хасбулатов, а Верховный Совет, избранный самими этими гражданами, которые могли, в конце концов, его потом переизбрать, и большинство в котором составляли люди с очень разными убеждениями, как некоммунистическо-патриотическими, так и отчасти коммунистическими. Поэтому эти все адресации к Хасбулатову не имеют совершенно никакого права на существование.
Граждане просто поверили обещанию Ельцина, что он ляжет на рельсы, если рынок и вообще реформы не наполнят корыто очень вкусной чечевичной похлебкой. Гораздо более вкусной похлебкой, чем та похлебка, которую предлагал советский, во многом действительно аскетический и скудный, строй. Граждане в это поверили и в этот момент завершили, оформили, подвели черту под этапом, который называется метафизическим падением. Ибо смена первородства на чечевичную похлебку и есть такое метафизическое падение.