Сутки на двоих
Шрифт:
— Прости, — повторил Рене, — я дурак, признаю.
— Очень рада за тебя. Осознание — первый шаг к изменению! — Гри не прекращала вырываться.
Хватит с нее, она только и делала, что шла ему навстречу, а до этого терпела его хамское поведение. И как ей в голову взбрело, что у них может что-то получиться?
— Отпусти меня!
— Нет.
Короткий решительный ответ, а потом…
Потом он просто обхватил ее лицо ладонями и поцеловал, не жестко, не требовательно, а так мягко и нежно, что отстраниться не было ни сил, ни желания. Он покрывал поцелуями еще не высохшие от слез щеки, подбородок и снова ловил губы. Его пальцы следовали за губами, зарывались в волосы, пропуская пряди, медленно спускаясь на шею, линию ключиц, погладили спину. Григория сама не заметила, когда успела обнять и прижаться к Рене. Осознала она это, только когда он остановился сам, уткнувшись в ее шею губами. Он шумно дышал и продолжал держать ее в объятьях. Гри не удержала и провела рукой по его волосам, всегда хотела узнать, какие они на ощупь? Мягкие и шелковистые пряди рассыпались между пальцами, многие девушки позавидовали бы. От такого незамысловатого прикосновения Рене ощутимо вздрогнул, и Гри убрала руку.
— Снова будешь извиняться? — тихо спросила она.
— За то, что сделал — не буду.
Его шепот щекотал шею, а потом он так неожиданно легонько прикусил ее за мочку уха, что вздрогнула теперь девушка, но совсем не от боли.
— А за то, что хотел бы сделать тебя своей настоящей женой прямо здесь и сейчас, наверное, нужно.
— А почему остановился? — перебарывая смущение, спросила Григория.
— Это было бы нечестно по отношению к тебе, так воспользоваться ситуацией.
Григория чувствовала, как тает в его объятьях, а его тихий завораживающий голос проникает в самые глубины сознания. Она потихоньку отстранилась, не встретив препятствия, и взглянула в его лицо, едва освещенное пробивающимся сквозь высокие окна голубоватым ночным светом звезд и Луны.
— Ты привык все решать за других, я понимаю. Но почему бы сейчас не изменить правила? Почему не спросить моего мнения?
— Гри, ты ведь понимаешь, что тогда наш брак станет настоящим? — серьезно спросил Рене.
— Понимаю и не имею ничего против. Или ты считаешь, что я так тебя ненавижу, что предпочту замужеству смерть? — удивилась девушка.
— Вот видишь, если бы не этот ритуал, ты бы никогда даже не подумала о таком, — печально констатировал парень.
Григория вглядывалась в него. Он только что так страстно и нежно целовал ее, а теперь снова выстраивает какую-то надуманную стену.
— Но ритуал был, и теперь мы здесь? К чему эти моральные терзания, Рене? — девушка аккуратно дотронулась до его щеки, и он неожиданно прислонился и слегка потерся о ее ладонь, как ищущий ласки кот. Какие еще нужны слова?
Теперь она сама потянулась к парню и дотронулась до его губ. И будь, что будет, но здесь и сейчас они станут мужем и женой. Пусть Богиня Лада, в чьем храме они находятся, не сочтет это святотатством, ведь именно в ее честь всегда проводился ритуал барака истинной любви и с ее благословения, которое, как надеялась Григория, их не покинет.
Они больше не разговаривали. Речь была не нужна, слова стали лишними, но храм не погрузился в тишину. Шелест одежды, глубокое дыхание со вздохами и тихими стонами. Его куртка, сверху ее платье — вот и все, что было для них кроватью в первую ночь, а большего и не требовалось. Прохлада ночи уступила пожару чувств, и Григория горела этом огне. От рук Рене разбегались крохотные разряды, он, как слепой, изучал ее тело прикосновениями, а вслед за руками следовали губы. Шея, грудь, живот, ниже…
Гри часто слышала рассказы подруг, у кого уже был опыт очень близких отношений. Но все, что они говорили, казалось ей пошло и совсем не притягательно. То, что происходило с ней сейчас, было удивительно, чувственно. А еще так естественно, будто завершение чего-то грандиозного: как после утренней зари появляется солнце, как зажигаются звезды после его захода. Именно так, как должно быть, и будет всегда, пока существует мир. С осознанием правильности и даже необходимости происходящего, она сбросила с себя все оковы воспитания, устои общества и включилась в эту волшебную игру. Теперь и ее руки исследовали мужское тело, еще не утратившее присущую юности поджарость, но уже мускулистое и сильное. Напряженная шея, широкие твердые плечи, порывисто вздымающаяся грудь, рельефный живот с узкой дорожкой коротких жестких волос, уходящих вниз. Только Рене был не из тех, кто передает инициативу. Он перехватил руки Гри и завел их над головой, а потом поцеловал. И это был не нежный ласковый поцелуй, а страстный, требовательный, отвечая на который девушка даже не заметила, как они подошли к самому главному. Боль вырвала ее из состояния эйфории и полета, заставив вскрикнуть и вцепиться в плечи мужа. Но поняв, что так только расцарапает Рене, быстро разжала пальцы и начала комкать лежащее на полу платье.
Ее муж, а теперь уже точно муж, замер и не шевелился, перенеся вес на согнутые в локтях руки.
— Я думаю, мы на этом остановимся, — Рене легонько поцеловал ее в висок и начал медленно двигаться назад.
— Нет! — Григория, сама не полностью осознавая свои действия, обхватила его ногами и притянула руками к себе, так, что уже почти полностью ощущала вес мужчины.
— Я не могу делать тебе больно, — дыхание Рене еще было прерывистым, но он явно пытался восстановить утраченный контроль над собой. Опять этот вечный контроль!
— Я хочу, чтобы это была полноценная ночь, чтобы ты дошел до конца. Я хочу все видеть, чувствовать, слышать, — девушка судорожно цеплялась за мужа, не желая терять это ощущение единства и цельности.
И он послушался! И движение началось, сначала медленное, потом все быстрее, а следом за ним менялся и ритм дыхания, становясь все более частым и рваным.
Григория гладила его плечи, зарывалась в волосы, обводила контуры лица, а Рене ловил ее пальцы, легонько целовал и посасывал их. И пусть боль все-таки перекрывала другие ощущения, но само действо было настолько незабываемым, парящим, что когда Рене протяжно застонал и уткнулся лицом ей в макушку, тяжело и шумно дыша, появилось легкое чувство сожаления и утраты чего-то незабываемого.
Они еще долго лежали в обнимку, не разговаривая, а просто наслаждаясь близостью и друг другом. А утром, когда уже совсем расцвело, Рене аккуратно разбудил Григорию поцелуем. Видимо, чудеса существуют, раз они пережили эту ночь, и наступило их первое общее утро. Пора возвращаться.
Сутки после ритуала
Идя за руки по городу, преодолев многолетнюю неприязнь, враждебность, победив саму смерть, в конце концов, казалось, что нет ничего невозможного. Григория буквально парила, ощущая те самые крылья за спиной. Все было здорово, чудесно, невероятно, ровно до входа на территорию Академии, где привратник, окинув их каким-то странным взглядом, бросил:
— Вас обоих уже обыскались! Срочно идите в свой деканат!
Гри сильнее сжала руку мужа, а тот ободряюще погладил ее ладонь большим пальцем, но девушка сразу заметила в нем перемены: он посерьезнел и подобрался. А в деканате началось то, чего она ну никак не могла ожидать.
— Отпусти немедленно мою дочь! — отец вихрем накинулся на Рене, буквально вырывая у него руку Григории. Тот вынужден был отпустить, не устраивать же перетягивание девушки на глазах у всех. — Я сразу говорил, что все тут проходимцы! — продолжал тираду отец, — и Ваш декан самый главный из них! А еще магистр!