Суверен
Шрифт:
После нескольких часов сосредоточенного труда Ренн протянул мне листок, исписанный старательными каракулями.
– Прочтите, это любопытно.
Прошение было от фермера, проживающего в приходе Таутон, в окрестностях города. Земли его прежде служили пастбищами, но ныне он использует их для того, чтобы выращивать овощи, которые отвозит в город на продажу. Распахивая бывшие пастбища, работники его нашли множество человеческих костей. Когда он сообщил о находке церковным властям, они приказали ему похоронить кости на ближайшем церковном кладбище. Однако путь от его фермы до этого кладбища неблизкий. Фермер просил оплатить ему расходы на дорогу в оба конца, а также возместить убытки, которые он понесет, отрывая время от работы.
– Таутон, – задумчиво произнес я. – Там когда-то состоялось большое сражение.
– Да, в тысяча четыреста шестьдесят первом году. То была величайшая битва за всю Войну Алой и Белой розы. Тридцать тысяч убитых остались лежать на залитом кровью поле. А этот фермер хочет получить деньги за то, что предаст земле их кости. Как, по-вашему, нам следует отнестись к его просьбе?
– Вне всякого сомнения, этот вопрос находится вне нашего ведения. Дело это церковное, и разрешить его может только настоятель собора.
– Трудно ожидать, что церковь примет решение, противоречащее ее собственным интересам, и выплатит деньги этому парню, – вмешался Барак. – По крайней мере, нам следует внести в наш документ содержание этого прошения.
Ренн покачал головой и отложил бумагу в сторону.
– Не думаю, что нам стоит это делать. Брат Шардлейк совершенно прав. Прошения, поданные на имя короля, не должны затрагивать вопросы канонического права. Церковные власти весьма болезненно воспринимают любое посягательство на подведомственные им области. И королю совершенно ни к чему лишний раз возбуждать их недовольство. Да еще по столь незначительному поводу. Пусть настоятель собора решает, заслуживает ли просьба фермера удовлетворения.
– Согласен, – кивнул я.
– Нам следует быть чрезвычайно осмотрительными и держать в уме политические соображения, – с невеселой улыбкой заметил Ренн. – А также помнить, что закон имеет свои пределы. Он не может дать ответы на все вопросы, господин Барак.
К пяти часам с разбором прошений было покончено. За окном уже начали сгущаться сумерки, и, судя по долетавшему в комнату мерному стуку, на улице вновь пошел дождь. Ренн быстро пробежал глазами составленный нами документ.
– Что ж, по-моему, все изложено четко и ясно, – заявил он.
– Превосходно. Теперь, когда дело сделано, нам пора идти. В аббатстве нас ожидают другие дела.
– Позвольте, я одолжу вам плащ, – предложил Ренн, выглянув в окно. – Дождь льет как из ведра, и вы промокнете до нитки. Подождите минуту.
Он поспешно вышел, оставив нас в холле.
– Нравится мне этот старикан, – изрек Барак. – Сразу видно – добрая душа.
– Да, – кивнул я, протягивая руки к огню. – Насколько я понял, он очень одинок. На всем белом свете у него не осталось близких. Кроме старой служанки да этой птицы.
Я кивнул на сокола, заснувшего на своей жердочке.
Тут вернулся Ренн с плащом в руках. Плащ, весьма добротный и почти новый, оказался мне слишком велик, край его едва не волочился по полу. Я пообещал возвратить его хозяину на следующее утро, и мы вышли на улицу. Шагая в аббатство под проливным дождем, мы думали о том, удалось ли людям Малеверера развязать язык юному Грину и выведать у него про тайник в стене.
Глава девятая
Мы прошли по темным узким улицам, которые в этот час оказались совершенно пустынными. Воздух был наполнен осенними запахами дыма и опавших листьев.
– Так, значит, вы увидите короля? – спросил Барак, удивленно покачивая головой.
– А что, когда вы служили у Кромвеля, вам ни разу не довелось увидать короля?
– Ни разу, – со смехом заявил Барак. – Я, видите ли, предпочитал держаться подальше от парадных покоев.
– А вам бы хотелось посмотреть на короля?
– Да, – задумчиво протянул он. – Было бы о чем рассказать детям.
Я с удивлением взглянул на своего помощника. Никогда прежде он не упоминал о том, что намерен обзавестись семейством. Мне всегда казалось, что Барак более всего ценит свою независимость и предпочитает жить одним днем.
– Надеюсь, нам удастся отыскать племянника господина Ренна, – заметил я. – Когда мы вернемся в Лондон, вам придется навести о нем справки во всех юридических корпорациях.
– Может, нам вовсе не стоит искать этого племянника. А то еще выяснится, что он знать не желает своего престарелого дядюшку.
В голосе Барака послышалась горечь, и я вспомнил о том, что он порвал с собственной матерью после того, как она, овдовев, вторично вышла замуж.
– Не исключено, что вы правы. И все же мы попробуем. Встреча с племянником будет для старика большим утешением. Вы же слышали: его единственный сын умер в раннем детстве.
– Да, – кивнул Барак. – Старина Ренн не прочь поболтать, – заметил он после недолгого молчания. – В особенности о прежних королях и войнах.
– Знаете, когда я его слушал, на память пришел недавний разговор с Гаем. Я ведь встретился с ним перед самым отъездом.
– И как поживает старый мавр?
– Неплохо. Так вот, мы говорили о королевском путешествии, и он рассказал мне историю о последнем короле Гранады. Вам ведь известно, сам он родом из этой страны. Во времена его детства Гранада была мавританским королевством, независимым от Испании. И ее последний правитель, король Боадбил Низкорослый…
– Ничего не скажешь, подходящее имечко для короля!
– Прошу вас, не перебивайте! Так вот, Гай видел, как короля, который был тогда совсем маленьким мальчиком, проносили по улицам на носилках. Толпа восторженно приветствовала его и осыпала цветами – в точности так, как, по рассказам брата Ренна, жители Йорка приветствовали Ричарда Третьего. А потом Боадбил потерял свое королевство. Гранаду захватила Испания, а король был вынужден бежать на земли мавров.
– И что же с ним стало?