Шрифт:
Пролог
Капает вода, шуршат мыши и хлопают крыльями куры в птичнике, отвратно пахнет навозом, плесенью, сыростью и кровью. Прикрыв глаза, я с содроганием вслушиваюсь в окружающую тишину. Живая!
Все еще живая…
Старый, подгнивший деревянный настил, накрытый не менее старым дырявым линолеумом, видимо, чтобы убирать было проще, тянет остатки тепла из моего истерзанного тела. Болит все, каждая клеточка и косточка, десятки, а может и сотни порезов кровоточат. В меня неумолимо пробирается холод, вымораживая даже душу. Лежа на боку, подтянув к себе
С трудом разлепив веки, сквозь муть и, кажется, вечные сумерки, царящие в этом подвале, где когда-то, наверное, хранили соленья и картошку, убедилась, что нахожусь в своеобразной клетке. Если я не провалялась без сознания лишние часы, значит, в плену я уже вторые сутки.
О чем мечтают жертвы маньяка? Раньше думала — выжить, о спасении. Как же я ошибалась. В моем состоянии надежды не осталось, лишь жгучий, обжигающий страх дожить до очередной встречи с садистом.
— Господи, позволь мне уже сдохнуть, не могу больше… — просипела я отчаянную, идущую от самой души мольбу к высшим силам.
— Зря ты так… — неожиданно услышала тихий, надтреснутый женский голос.
— Кто здесь? — содрогнулась я всем телом от ужаса, распахивая глаза и пытаясь взглядом найти… кого…
Двигаться я могла с трудом, относительно целой осталась одна рука, на остальные конечности даже смотреть страшно. В небольшом подполе деревенского дома, вместо солений и варенья, поставили две клетки, разделенные узким проходом. Одну занимаю я, во второй обнаружилась другая пленница. Судя по ее виду… отбивной, она здесь дольше моего. Хотя заплывшие, слезящиеся глаза могут меня подводить.
— Василиса Ермилова, — представилась «отбивная», лежащая у ржавой решетки.
Точно определить, как она выглядела раньше, до того как попала сюда, к маньяку, невозможно и это ужаснуло собственными кошмарными перспективами. На тот свет захотелось еще скорее и острее.
— Лера… Валерия Малютина, — просипела я.
Может я брежу, а собеседница просто привиделась? С учетом двух суток наедине с садистом — это более чем вероятно. Но вид даже искалеченного человека здесь, в этом аду на белом свете, принес мне неожиданное облегчение. Одной быть жутко, а так, ну и пусть бред или галлюцинации, зато компания. Ведь лучше говорить хоть с кем-то, даже если это бред, лишь бы не молчать в ожидании, когда зверь в человеческом облике вернется и продолжит на мне «эксперименты».
Напряжение отпустило, сменившись зубодробительной волной боли, охватившей тело, из-за того, что пришлось развернуться. Обмякнув, сцепив зубы, чтобы не стонать, я вновь закрыла глаза, пережидая муки.
— Как он тебя? — нарушил тишину сип Василисы.
Я поняла, о чем речь, и с трудом ответила:
— Посидели в кафе с девочками, отметили мой развод с мужем. Возвращалась не поздно, веселая, довольная, села в такси, а там этот урод чем-то брызнул мне в лицо — и все. Очнулась… здесь, на металлическом столе, голая, а дальше… дальше даже вспоминать больно.
— А меня средь белого дня проезжавшее мимо такси облило грязью из лужи, водитель тут же остановился, извинился и предложил довезти до дома. Потом… тот же стол и эта клетка.
— Ты давно
— Почти неделю, если я верно считала светлое время суток, — ошарашила меня Василиса.
— Господи, только не это, — всхлипнула я от ужаса, а потом шепнула мольбу небесам: — Я хочу умереть…
— Совсем не веришь в спасение? — с трудом ворочая языком, спросила Василиса.
— В глухой и заброшенной деревне нас никто не найдет. Не услышит. Не спасет! — глотая слезы, от которых щиплет разбитое лицо, прохрипела я печальную правду. — Поэтому единственная мечта — быстрая смерть, чтобы не мучиться.
— Везет же… можешь позволить себе умереть…
Странное замечание, мне пришлось напрячься, чтобы спросить:
— Согласна, здесь собирают сплошных «везучих». А что тебе умереть мешает, кроме отличного здоровья, раз неделю продержалась?
Василиса долго молчала, я уже подумала, что она провалилась в беспамятство или того хуже. Но зловещую тишину подземелья нарушил ее вымученный горький голос:
— Я проклята богами! Как только умру, меня вернут в прежний мир, чтобы исполнить предначертанное высшими. А я не хочу, понимаешь? Не хочу обратно!
— Значит, брежу, — выдохнула я грустно.
А жаль, поговорить, даже с такой же несчастной, стало бы облегчением душе. С нормальным человеком побыть, а не наедине с маньяком-садистом — это же, оказывается, такое счастье. Пусть и перед смертью.
На этот раз мой «бред» возразил, вернее выдохнул:
— Если бы…
Разомкнув веки, я попыталась вглядеться в сумрак соседней клетки, чтобы внимательнее рассмотреть за прутьями собеседницу. Может это у нее бред? И содрогнулась от ужаса: что же с ней делал этот выродок, как она вообще еще в состоянии говорить? Хотя тот же вопрос и ко мне относится. Пить хочется неимоверно, язык опух, горло печет от сухости и многочасовых криков, слова я буквально выталкивала. Заплывшие щелочки глаз «отбивной» горели странным, неестественным светом, но от него не становилось хуже или страшнее. Этот свет… притягивает. В мою голову ворвалась страшная мысль:
— Ты из рая или ада?
Соседка булькнула и пустила кровавый «насмешливый» пузырь. Помолчав и собравшись с силами, она начала медленно говорить:
— Мир, который я покинула, называется Игая, а звезда, согревающая его — Сол, как ваши Земля и Солнце, но в другой реальности. Игая развивалась иначе, боги для нее приготовили другой путь, там люди не вершина эволюции, много других разумных существ. Там есть магия, как в ваших сказках.
Каждое слово я ждала с нетерпением, настолько невероятным был рассказ, даже сипло помечтала:
— Эх, была бы у меня магия, я бы тогда ух…
— Что «ух»? — снова булькнула Василиса.
— Сбежала бы, привела полицию и…
— Земля практически пустая, магии с гулькин нос. По сути, я светлый маг, на Игае обладала сильными способностями, а здесь всего лишь слабенький целитель, благодаря чему еще жива. Но, как видишь, сбежать не удалось. По-настоящему светлый не может целенаправленно убить, иначе сойдет с ума или впустит в душу тьму. Я и так проклята, поэтому приходится выбирать: либо эта клетка и муки, чтобы сохранить свет души, либо…