Суженая с далекой Земли. Сложный случай
Шрифт:
Клин клином вышибают. Да?.. С другим…
Им стал коллега, напарник. В это время трагедии и лишений многие искали близкого тепла, стремясь забыться в нем, хоть на мгновения забыть о неотвратимом ужасе войны, в котором мы жили. И мы с ним тоже… попытались. Но, увы!
Его губы не манили желанием, руки не опаляли страстью, а объятия не дарили тепла. Мне с ним было так же холодно и одиноко. Даже хуже… Мне было противно! Невыразимо отвратительно от мысли о том, что он не… Муэн. А я могла быть только с ним, любить только его. И никого другого… Осознав это, ушла. И больше таких экспериментов не повторяла, продолжая одиноко замерзать в холодном коконе отчаяния и тоски.
От будущего ничего хорошего уже не ждала. Замкнулась в себе, ожесточилась. Впитывая в себя горе и страдания других, все сильнее ощущала свою вину за то, что испытала счастье рядом с ним… рядом с врагом! Я дошла уже до того, что мечтала… жаждала его смерти! В этом мне виделось избавление… лично мне. Поэтому на вызов командующего гарнизоном отреагировала безразлично – меня уже нечем было напугать, самого дорогого меня уже лишили. Муэн лишил меня сердца, поработив и забрав его с собой.
— Нола, — командующий гарнизоном базы выглядел усталым, — насколько я осведомлен о вашей квалификации в академии, в программе обучения была медицинская помощь?
— Скорее уход, — пояснила я. — Квалифицированным медиком я не являюсь, могу оказать лишь базовую первую помощь.
— Но с медицинским оборудованием вы в ладах?
— Конечно, — уверенно кивнула в ответ. — Нам читали управление процессами. И практика полноценная была, она после первого курса, так что я успела...
Мужчина тяжело вздохнул.
— Не могу приказать вам этого, поскольку вы не врач, но предлагаю... Сегодня в сектор Триада отправляется крейсер-разведчик. Стараемся с ними отправить максимально укомплектованную бригаду медиков, вдруг там еще есть те, кто два дня назад выжил.
Я сглотнула — этот сектор был соседним с нами. И решилась:
— Я готова, я хочу. Вдруг, в самом деле, смогу кому-то помочь...
Или тоже погибну. Уж лучше так.
О Муэне я думать себе запрещала, подавляла любые воспоминания о нем, решив, что не могу позволить себе любовь к врагу. Это же слабость? Больше того, подлость и предательство в отношении тех людей, чьи близкие уже погибли в космических сражениях.
А слезы в ночи? В их причине я никому не признаюсь, как и в том, что любовь сделала меня жестокой. Только расставшись с мараном, поняла, что влюбилась. Полюбила его так, как можно любить только по-настоящему, на всю жизнь.
Но очень быстро пришло осознание, что это невозможно, что я предам своих — свой мир, человечество, близких... Еще в начале войны, много общаясь с родными погибших, помогая им, осознала, что начинаю ненавидеть карангарцев, что вижу в них врагов!
И в Муэне тоже, в нем особенно. За то, что оказался так двуличен, за то, что причинил такой вред, за то, что руководил передовыми силами противника. И заставил меня чувствовать себя предательницей, ощущать вину перед теми людьми, что уже лишились близких, и лишатся еще...
Себе страшилась признаться в сокровенном: больше всего ужасала возможность однажды получить сообщение о гибели… его.
Можно ли быть более жалкой? Глупой и неверящей? Почему сердце не принимает то, в чем уверили разум: его вину? Его причастность? Почему душа протестует, изводя мукой?
Чем так страдать, неизбежно сходя с ума… Да! Я приветствовала любой шанс оказать помощь, оказаться на передовой. Сейчас же... мгновенно поняла, что давно искала способ внести свою лепту. Сделать что-то более значимое, чем бестолковое ожидание смерти, омраченное ожесточением и разочарованием в себе и в нем. Я была готова ко всему, я даже смогла бы убить Муэна, окажись он рядом. Только бы больше не видеть его ежедневно в сводках, и не слышать криков проклинавших его матерей!
Это означало бы убить собственное сердце. Или он уже убил его за меня?
— Собирайтесь, крейсер стартует через пару часов. – вздохнул начальник гарнизона. — И... будьте готовы ко всему, мы засекли присутствие карангарских звездолетов совсем близко от нашей базы. Так что живем одним днем и готовимся к обороне.
Поднявшись, по давно возникшей привычке на удачу коснулась рукой скрытого под одеждой камешка — подарка бабушки. Этот жест приносил успокоение.
И почему-то напоминал о Муэне…
***
Крейсер оказался юрким, скоростным, маневренным и оснащенным последними боевыми системами звездолетом. Команда была разношерстой, но в основном состояла из матерых вояк и всех, кто обладал хоть каким-то опытом в медицине.
— Поступим непредсказуемо, — предупредил наш временный капитан. — В лоб не попрем, а обогнем по краю орбиты, вдруг да подкрадемся незаметно... Хотя и крюк сделаем.
Мы не спорили, мужчина успел доказать свой профессионализм, выведя эскадру, которой командовал, из-под удара противника. Хотелось верить, что и сейчас нам будет сопутствовать удача и кого-то из своих мы найдем, и поможем.
Увы, полет прошел неудачно. К территории бывших земных колоний мы не смогли приблизиться — там явно присутствовали чужие военные космолеты. Возвращались удрученные: карангарцы однозначно напали, и наши базы были оккупированы ими.
Выходило, что мы напрасно потеряли время.
На подлете к нашей базе на Зондере, все поняли, произошло что-то чрезвычайное – на сигналы и запросы звездолета не отвечали. При этом никаких видимых повреждении станции не было и судов противника рядом не фиксировалось. Что стряслось?..
— Сами не поняли, как все произошло, — едва ли не шепотом пояснял мой коллега, спустя несколько часов, когда мы все же решились сесть на поверхность планеты и вышли из корабля. — Они появились внезапно, нас всех разом накрыло — с места двинуться не могли, не то, что сопротивляться. Я сразу подумал — все, последние мгновения жизни. А карангарцы покружили вокруг и... улетели. Исчезли так же внезапно, как возникли. И отпустило нас вот только сейчас, вам ответить даже не могли. Так что вы удачно улетели, могло так получиться, что только вы бы и выжили...