Суженые смерти

Бискайский залив с неукротимой настойчивостью бьется о скалы, выбрасывая клубы разлетающейся пены над чудесным Пиренейским полуостровом. Бескрайняя вода и медное солнце, как два магических звена, неразлучны со времен своего Божественного создания. Разгоряченное за день светило медленно клонится, исчезая в глубине залива, а утром рождается вновь. На тонкой грани заката и рассвета открывается портал для мифических существ, обитающих на полуострове, которые с незапамятных времен продолжают существовать, так или иначе вмешиваясь в судьбы людей.

В конце XIX века по южной части континента пронеслась всепожирающая тля,

погубившая превосходные виноградники. Она добралась и до юга Европы к самому началу 90-х годов. В декабре у берегов Бискайского залива ледяной, промозглый воздух пронизывал насквозь людей, спешащих к очагам своих домов. Казалось, что силы природы предупреждали о грядущих переменах. В окрестностях города Эль-Ферроля ветер бичевал штормовыми волнами, как плетью, черные камни. Морские брызги точили поверхность утеса, высекая пророчество о гибели виноградников в момент рождения будущего диктатора, поработившего собственный народ. Только в провинции Риоха выжила последняя лоза надежды, которая разрастется вновь по всей Испании, когда деспотичный режим начнет слабеть и тля будет окончательно побеждена. И никакое темное имя сквозь даль десятилетий не поглотит и не искалечит душу народа, способного переродиться вновь.

4 декабря 1892 года был самым обычным днем, погруженным в хмурую непогоду. Немолодая гадалка из глухого переулка Эль-Ферроля, нечаянно опрокинувшая Таро, не захотела им поверить. Колода впервые показалась ей лукавой и лживой. Она рассыпалась вокруг короля, обнажившего меч, и карты неминуемой жертвы. Гадалка не могла найти связь между пугающим ее предсказанием и последним событием, ведь только что разнеслась радостная весть о рождении ребенка в семье живущего по соседству офицера флота Николаса Франко и его жены Пилар. Новорожденный мальчик был абсолютно здоровым и на удивление спокойным. Он никогда не доставлял особенных хлопот своей многодетной и кроткой матери, в отличие от ее мужа – большого любителя женщин и азартных игр.

Дети растут быстро, даже если они будущие каудильо. За время недолгой, но активной жизни Франсиско хорошо зарекомендовал себя в Марокко. Он был отважным молодым военным. И вот уже в свои двадцать пять лет Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде, или, как его будут называть во всем мире, Франсиско Франко, в чине майора прибыл в Овьедо. Этот город был колыбелью Испанского королевства, а спустя века стал столицей провинции Астурии.

Овьедо стоял у основания горы Наранко, как на пьедестале, вокруг разросшихся фруктовых садов. Их ветви, как природный и драгоценный каст, подчеркивали красоту древней архитектуры. Золотые диагонали солнечного света утопали в бесконечной зелени, а шелковые лепестки распустившихся цветов заполнили воздух стойким и пьянящим ароматом, сливающимся со звоном колоколов центрального собора.

В этот день Франко неторопливо ехал на гнедом коне по старинным улицам Овьедо, мимо средневековых храмов и роскошных особняков местной знати. Он знакомился с сохранившимися образцами древней дороманской архитектуры, с ее четкими пропорциями и геометрически правильными линиями. Франсиско смотрел в чернеющие бойницы каменных стен, словно в провалы зияющих глазниц, которые напоминали тяжелые времена прежней Испании. Более поздняя романская архитектура была великолепна, как органная торжественность воскресной мессы, восхваляющая Господа.

Верховая езда делала Франко более солидным в глазах прохожих, потому что она скрадывала недостаток его небольшого роста. Черные аккуратные усы, очерчивающие верхнюю губу, соответствовали моде того времени. Мундир на нем сидел прекрасно, подчеркивая военную осанку Франсиско, а сапоги были начищены до блеска. Он поднял голову и увидел в окне юную барышню, которая внимательно его разглядывала. Облик молодого офицера вызвал у девушки интерес, как и любое новое лицо в Овьедо.

Она смотрела в окно, как художница на мольберт, к которому был прикреплен плотный ватман с изображением знакомого пейзажа. Но в одночасье картина изменилась,

и она услышала какой-то непонятный шум, который становился все сильнее. В конце улицы невесть откуда появились жандармы, бегущие за человеком, одетым в поношенный костюм. Резкий свист блюстителей порядка смешался с криками прохожих. Беглец ловко перепрыгнул через торговый лоток с густо-оранжевыми апельсинами, которые, словно тяжелые шары, быстро покатились под ноги городовым. Мужчина был готов уже скрыться в лабиринте домов, но молодой офицер, которого только что разглядывала девушка, крепко вонзил шпоры сапог в бока коня, и жеребец ринулся во весь опор за беглецом. Всадник достал оружие и выстрелил в воздух, испугав городских зевак. В этот момент у наблюдавшей за погоней сеньориты перехватило дыхание. Наездник скрылся из виду, преследуя свою жертву. Она испугалась произошедшего, словно кто-то выплеснул черную краску на ее полупрозрачную акварель. Сеньорита отпрянула в сторону, и графит тяжелых волос рассыпался по ее плечам. Эту девушку звали Мария де лас Мерседес Манрике.

Мерседес услышала настойчивый голос своей опекунши. Когда девушка осиротела, ее забрала к себе тетя, живущая в Астурии. Злой назвать стареющую женщину было сложно, но вдовствующая графиня Лаура Лемос-дель-Бьерсо из старинного испанского рода так страдала подагрой, что становилась часто просто невыносимой. Сеньорита Мерседес, в отличие от неловкой и грузной увядающей аристократки, была тонкой и изящной. И каждый ее незначительный жест или поворот головы были легкими, как взлет вуали на свежем ветру. Молодая особа после окончания католической школы продолжала получать домашнее образование. Мерседес читала, занималась рукоделием, но ее главной обязанностью в доме оставалось постоянное общение с пожилой женщиной, которая целыми днями скучала в своем продавленном кресле. Этот день не был исключением, и смутная тревога Мерседес быстро рассеялась от голоса недовольной тети. Девушка вышла из своей спальни и направилась по длинному коридору к широкой лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Это была полутемная комната с приспущенными шторами, которые сохраняли прохладу от уличной жары. Массивная дубовая мебель, оббитая потерявшим былой цвет бархатом, изредка вздыхала поскрипыванием ослабевших пружин. На огромном висящем гобелене, как на декорации, застыл ветер, пробравшийся в развивающиеся гривы лошадей.

Донья Лаура неподвижно сидела в темном платье из тафты, ворот которого был украшен белым накрахмаленным воротником. Глубокие морщины и восковая желтизна лица были тщательно припудрены. Ее кожа была похожа на белую театральную маску, которая скрывала не только болезни и усталость, но и гордыню. Только в тусклых глазах пожилой женщины различался еще приглушенный свет ее былой жизни. Она возвышалась в своем глубоком мягком кресле и уже с нетерпением ждала свою подопечную. Мерседес внушала ей хоть какую-то надежду в отличие от деверя, к которому она испытывала открытое чувство неприязни.

– Мерче, куда ты пропала? Я уже охрипла, пока тебя дозвалась. Ты слышала выстрелы? – произнесла на повышенных тонах графиня, обращаясь к племяннице, называя ее сокращенным именем.

– Опять ловили какого-то шахтера, – кротко ответила Мерседес. – Я не могу спокойно смотреть, когда охотятся на людей.

– Это не шахтер, а преступник и наверняка анархист. Власти пытаются защитить нас, а в тюрьму посадить их. Ты еще молода и слишком впечатлительна. Мне нужно сообщить тебе одну очень важную вещь.

– Какую, тетя Лаура? – спросила уважительно притихшая девушка.

– Какую, какую, я уже забыла, – раздраженно ответила пожилая женщина, с искренней досадой отмахнувшись от Мерче.

– Ничего, ничего, может быть, еще вспомните, – заверила ее Мерседес.

– Кстати, дорогая, а сколько ты сегодня вышила? Принеси мне свои пяльцы, – потребовала неугомонная графиня, поправляя свою подушку на подлокотнике кресла. Ее старческие руки с возрастом стали значительно толще, и поэтому золотые кольца впивались в ее отекшие фаланги пальцев.