Сва. Небесная птица
Шрифт:
– Все, товарищи летчики, пора и честь знать! – остановил наш затянувшийся диспут, молчавший до этого, политрук – Мухаметзянов. Завтра рано вставать, так что расходитесь, поднимут до рассвета!
В тот вечер я еще не предполагал, что уже скоро я буду знать наверняка, Официальная История – Миф…
Глава 1
На востоке уже встала заря, когда к нам с Мухаметзяновым, подошел командир эскадрильи, капитан – Устьянцев. Он кивнул комиссару. Потом снова, медленно и размеренно, повторил мне задание:
– Ты, Василий будешь взлетать последним. Пойдем,
– Ясно, товарищ командир!
– Держись – Профессор!
Командир размашисто идет к своей машине. Порядком застывший политрук, хлопая руками по бокам, семенит в штабной блиндаж. Я, постукивая друг о друга, кирзовыми сапогами – смотрю вслед.
Устьянцев – безупречный командир и товарищ. Еще раз предупредил, насчет тактических действий, при атаке Худых. Алгоритм действий был отработан еще с вечера. Но для командирского беспокойства, всегда есть основания. Тихоходны наши штурмовики. Четыреста сорок кэмэ – Чайки2, против шестиста – Худых3 . Слаб и бронебойный, зажигательный, трассер ШКАСа4. Против пушек противника.
– Не пытайтесь состязаться с мессерами на вертикалях. Используйте маневренность Чайки на виражах. Крутите головой на триста шестьдесят пять. Пока вы не асы, как Ахмет Хан Султан и Бондаренко, но можете – стать. Ничего не забывайте. Тогда уцелеете – не уставал наставлять Устьянцев. Наконец, звучит его команда:
– По машинам!
Техники бросаются к машинам. Снимают чехлы. Сашка машет рукой и быстро ныряет в кабину своей Чайки. Утренняя тишина заполняется гулом моторов. Переваливаясь на неровностях, машины неторопливо выруливают на старт. Выстраиваются тройками и с ревом начинают разбег.
Пропустив вперед эскадрилью, последним выруливаю на старт. Прогретый мотор работает четко. Толкаю рычаг газа вперед до упора и Чайка начинает разбег.
Когда машина в воздухе, добираю на эшелон и сближаюсь. Заняв контрольную высоту и дистанцию – оглядываюсь. Земля внизу еще окутана сумерками. Но – здесь, в небе, рассвет уже зажег полнебосвода. Видимость на все – сто. Мы идем точно на запад. Где, в пятидесяти километрах, находиться линия фронта. Вдоль петляющей реки – Миус.
Позади в сумерках, остаются еле различимые улицы, станицы – Снежной. Места нашего базирования. Перед линией фронта, Устьянцев резко переходит в набор высоты. Последовательно выполняя согласованные действия. Дальше, ведет эскадрилью эшелоном прорыва на 3-800. Ведомые – вторая с третьей неполной тройкой, летят в след.
Я по-прежнему держусь левее на триста и выше эшелона на четыреста, согласно приказа. Сквозь начинающий мутнеть от времени, плексиглас козырька, оглядываю лежащее впереди пространство.
Взгляд влево, направо, вверх и вниз. Начинаю потеть. Мне не может быть прощения. Если упущу атаку Худых. Никому от них, в нашей эскадрилье, на тяжело груженых машинах – не уйти. Каждый под фюзеляжем, несет по двести кило бомбового груза. На подвесках – по шесть или восемь эРэСов.
Над Миусом проходим в полном порядке. Немецкие зенитки молчат. Прозевали наш прилет в такую рань. Значит, по планам фашистского командования, сегодня наступления нет. Отсутствие боевой готовности противника, нам – на руку. За линией фронта, командир снижается. Ведет эскадрилью на бреющем, в сотне метров над землей.
Уже рассвело. Заснеженная степь внизу, отчетливо исчерчена следами колес и гусениц. Моспино, осталось – справа. Вижу по карте, мы пролетаем над Кампиусом. Я по-прежнему держусь на дистанции. Выше и левее от восьмерки Чаек. Гляжу по сторонам.
Заметили, сволочи! – срывается с губ возглас досады.
Справа, со стороны Донецка замечаю мелькнувшие в утренней дымке туманные силуэты. Худые, те самые, ненавистные – мессеры! Они прикрываются редкой облачностью и постепенно приближаются к линии нашего маршрута. Меня пока, на наше счастье, не обнаружили.
Даю совсем короткий трассер. Командир покачивает крыльями, показывая – вижу. Были бы у нас, как у немцев – рации, насколько безопаснее было бы, выполнять задания. Но, их – нет.
Набираю высоту и тоже стараюсь прикрыться клочьями облаков. Худых – двое. Предположительно – патруль, свободные охотники. Пользуясь преимуществом в скорости, они полого идут на снижение, скользят, нацеливаются на ведущего. Это тяжело груженая машина, капитана – Устьянцева.
Произвожу в уме привычный расчет. Мой трассер должен прошить Худых раньше, чем они встанут на боевой курс. От напряжения по спине начинает бежать пот.
– Обеспечь прикрытие. Защити эскадрилью, любой ценой – в голове звучит, приказ командира.
Внимание Худых полностью сосредоточено на восьмерке Чаек. Меня они еще не видят. Есть только один шанс, одна попытка, спасти всем жизнь. Атаковать – первым.
Мокрый подшлемник раздражает, скорый и обильный пот – злит. Течет и щиплет, попадая в глаза. Мой тактический расчет – верен. Успеваю. В пикировании, по тонгажу – минус двадцать и сближением по касательной через двести. Прицельно – атакую. Один, из коротких, огненный трассер, вспарывает – Ведущего. Он так и не успел понять, что произошло. Фонарь пилотской кабины – прошит. Худой чадит и валится, перевертышем, вспахивая – землю. Краем, глаза – вижу, зачетный взрыв и клубы дыма.
Один есть! – ору я. Возбужденный, от неожиданной простоты и легкости свершенного. Ищу взглядом второго.
Второй, ведомый мессер – впечатляюще скор. Резким подъёмом, уходит вверх и влево. Легко оторвавшись, в скоростной бочке, скрылся в облаках. Ушел? Может вернется и зайдет с новой атакой? Моя машина загружена боезапасом меньше других, всего сотня килограммов осколочных бомб для пехоты. Но даже так, мне за ним – не успеть. Горечь бессилия снедает меня.
Командир эскадрильи покачивает крыльями в знак того, что он все – видел. Я снова ухожу выше и держу дистанцию. Опытный, воевавший в финскую, политрук Мухаметзянов. Не раз говорил: – Проявляйте неустанную бдительность. В вольные охотники патрулей, идут только опытные асы Геринга! Второй, ведомый мессер, даже не пытался ответить – удрал. Вот тебе и асс!