Свадьба палочек
Шрифт:
Хью, я на Самосе, и здесь славно. Это путешествие пошло мне на пользу, потому что греки так неторопливы. Поспевать за ними легко. Я видела парня, въехавшего на мотоцикле прямо в таверну… они дают целый лимон, чтобы выжать на кальмара, в воздухе запах горячих цветов.
Я часто обедаю в ресторанчике под названием «Мыльный гриль». Здесь подают вкуснейшие гиросэндвичи – из лепешки питы, мяса ягненка, картофеля-фри и цацики. Ты готовил для нас такие.
Когда это прекратится, Хью? Когда я смогу, свернув за угол своей жизни, не натолкнуться на тебя, на твои сэндвичи, твой призрак, мои воспоминания – на все, что было?
Однажды ты сказал: «Все течет». Это не так, Хью. Слишком многое останавливается, и, как ни старайся, его не сдвинуть с места. Память, например. И любовь.
Миранда.
Закончив читать, он прищелкнул языком и покачал головой.
– Самос, Самос – Он произнес это слово дважды, будто пробовал его на вкус. В выражении его лица невозможно было обмануться: облегчение. Егб нисколько не огорчало, что меня нет.
– Дорогой, почта пришла? – В комнату вошла Шарлотта, за ней следом вбежал молодой далматинец, с рычанием трепавший край розового полотенца, которое она тащила за собой. Хью показал ей мою открытку. Взглянув на нее, она подняла брови.
– Миранда?
Он без колебаний позволил ей прочитать текст. Она взяла мое послание, наклонила голову, как делают те, чьи очки слишком слабы, быстро пробежала строчки глазами и вернула открытку Хью.
– Сколько лет ты ее не видел? Восемь? Он перегнул открытку пополам.
– Девять. Это немало.
– Но она до сих пор продолжает тебе писать. – Это было утверждение, а не вопрос.
Он поднял руку и пожал плечами, словно говоря: «А что я могу поделать?»
Пес положил передние лапы ему на грудь и лениво потянулся. Хью обнял его голову и поцеловал в морду.
Шарлотта погладила собаку.
– Странно, правда? Миранда – единственная из твоих подружек, которая осталась тебе верна. Тебе столько пришлось из-за нее вынести, и вот поди ж ты, десять лет спустя она шлет тебе открытки из своих путешествий.
Вывалив изо рта язык, походивший на длинный красный ремешок, пес стал бодать лбом ногу Хью. Они засмеялись. Хью сказал:
– Великолепная дрессура, – и оттолкнул его. В комнату вбежал мальчик.
– Папа! На улице потемнело. Затмение сейчас начнется. Пошли! – Он потянул отца за руку, но того невозможно было сдвинуть с места, и мальчик один бросился прочь из комнаты.
Лицо Шарлотты посуровело, она кивнула в ту сторону, куда умчался ребенок.
– Что, если бы ты остался с ней? Его бы тогда не было на свете.
Хью протянул руку и погладил ее по щеке.
– Но я с ней не остался. Не думай об этом, дорогая.
– Я все время об этом думаю. Слава богу, что ты с нами.
– Ты победила, Шар. Только взгляни на эти ее открытки. Она так жалка.
Шарлотта приложила палец к его губам – выбирай, мол, слова.
Телевизионная картинка внезапно сменилась сценой из «Амаркорда» – любимого фильма Хью. На звук телевизора наложился какой-то другой, непонятный звук – из-за моей спины. Но спустя мгновение я его узнала – это был стук когтей по паркету.
Я обернулась – в кухню вошел молодой далматинец. Он улегся на пол и взглянул на меня. Стал вилять хвостом. Тот самый пес, которого минуту назад я видела по телевизору в доме Хью, был теперь со мной.
– Его зовут Боб.
Голоса быстро забываются, и лишь немногие мы помним до конца дней. Даже если мы потеряли тех, кому они принадлежали, целую жизнь тому назад. В дверном проеме стоял Джеймс Стилман. Но это был Джеймс, которого я не знала – всего лишь однажды видела это лицо на фотографии.
Он похудел, у него была модная короткая стрижка, возле рта намечались концентрические морщинки. Но глаза остались прежними, какими я их помнила, – плутовские глаза человека, который всегда готов отмочить какую-нибудь шутку или рассказать уморительную историю. Он небрежно прислонился к дверной раме, держа руки в карманах и скрестив ноги. Он принимал эту позу совершенно бессознательно. Его мать называла ее позой Кэри Гранта. Я почувствовала запах его одеколона. Я уловила аромат «Зизани», и это показалось мне самым потрясающим из всего. Знак реальности происходящего. Призраки не пахнут.
Пес встал на задние лапы и принялся царапать передними его грудь, требуя внимания. Джеймс поднял его на руки. Боб был на вершине блаженства. Он вилял хвостом, лизал Джеймсу лицо и шею, извивался всем телом – и все это одновременно. Это было уж слишком, и Джеймс опустил его на пол и стал почесывать его безумную голову.
– Я помню твоего пса, Миранда. Как его звали?
– Оскар.
Он ухмыльнулся.
– Оскар! Теперь вспомнил. Отродясь не встречал такой шумной собаки. Помнишь, как он сопел? А как пердел?
– Джеймс…
Он жестом остановил меня.
– Не теперь. Дай мне снова к тебе привыкнуть. Сделав несколько шагов, он приблизился ко мне. Бог мой, этот сладкий запах одеколона. Его фирменный знак. Первый человек в моей жизни, который каждый день пользовался одеколоном. Он обычно крал симпатичные серебряные флакончики из аптеки Гриба. Сколько лет прошло с тех пор, когда я в последний раз ощущала этот запах, но теперь сразу его узнала, память сработала, как электролампа, взорвавшаяся перед самым лицом.