Свадьба палочек
Шрифт:
Маккейб вошел в комнату и заглянул за дверь – нет ли там кого-нибудь.
– Почему вы поднимаете этот камень? В больничной палате? Это вам не повредит?
– Это часть моей медитации.
– Медитации ? Кто же в таком случае ваш гуру? Арнольд Шварценеггер? Ой! – Он сально улыбнулся и полез в карман. – Телефон звонит. Люблю аппараты с вибровызовом. Хоть бы целый день звонил. – Он вытащил маленький серый мобильник и со щелчком распахнул его. – Алло. А-а, привет, Франсес. Где мы? Недалеко. Будем у вас секунд через восемь. Да-да, здесь. В соседней комнате, у женщины, которая поднимает
Женщина подбоченилась и нахмурилась.
– Простите, кто вы такие?
Маккейб подошел к ней вплотную и заговорил очень быстро, словно чтобы не дать ей вставить ни слова.
– Мы приехали к вашей соседке, Франсес Хэтч. Не возражаете, если я тоже попробую, пока мы не ушли? – Наклонившись, он обхватил камень и попытался рывком приподнять. Глаза его расширились, он торопливо произнес: – И сколько же эта штука весит?!
– Семьдесят кило.
– Сто пятьдесят фунтов! И вы так запросто ее поднимаете и опускаете? Как это вам удается?
Поймав его взгляд, я жестом показала, что ухожу. Женщина попросила меня закрыть дверь. Палата Франсес была всего в нескольких шагах. Я подошла к двери и взялась за ручку, но тут кто-то вблизи сказал: «Тсс!» – и я повернула голову.
Сын Хью и Шарлотты стоял в дверном проеме на другой стороне коридора. На мальчике были те же самые полосатые плавки, в которых я видела его на экране телевизора. Ноги у него были босы. Хуже того, вокруг его ступней образовалось по небольшой лужице. Как будто он только что вышел из воды.
Я невольно взглянула на его ладони – нет ли у него при себе еще одного камня.
– Я никуда не уйду.
Голос у него был детский, и в нем звучала вся та бесконечная жестокость, на какую бывают способны только дети. Вы это помните? Помните жуткое чувство панического страха перед кем-нибудь из одноклассников, кто вас преследует и донимает, страха, пронизывающего вас до мозга костей? Вы знаете, что бессильны против него, потому что он сильнее или красивее (или сильнее и красивее), сметливее больше, а может, он просто чудовищный, беспредельный подлец. А поскольку вы еще очень малы и не знаете жизни, вам кажется, что этот тип ваших лет – семи, восьми, девяти – постоянно будет где-то рядом и его присутствие всегда, до самой смерти будет грозить вам всяческими бедами.
Вот что я почувствовала, и это чувство было всеобъемлющим. Парализующий страх охватил меня, потому что этот мальчик не существовал, но тем не менее находился здесь и смотрел на меня полными ненависти глазами.
Он запел: «В Дублине девицы все как одна красавицы…» Голос у него был мелодичный и озорной.
Я приблизилась к нему на шаг.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь! Что я могу сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я не понимаю. – Я непроизвольно протянула к нему руку. Ладонью кверху. Жест попрошайки: помогите, бога ради.
Он долго смотрел на меня пустыми глазами, потом повернулся и зашагал прочь. Его ступни оставляли на линолеуме мокрые следы. Он снова запел: «Я глаз положил на милашку Молли Мэлоун…»
– Остановись, пожалуйста. Он не реагировал.
– Скажи, что я должна сделать!
Он не оглянулся. Подошел к двери, толкнул ее и исчез за нею.
* * *
Когда я вошла в палату, статная женщина, стоя у кровати Франсес, щупала у нее пульс. Ее лицо обрамляла пышная шапка блестящих черных волос, похожая на шарик мороженого поверх вафельного рожка. Густые брови, большие глаза, мелкие черты лица, белая кожа. Одета она была в черный строгий костюм, резко контрастировавший с множеством золотых колец и браслетов. Столкнувшись с ней на улице, я подумала бы: деньги, показуха, бизнесвумен или жена состоятельного человека. По ее красивым, хотя и не слишком выразительным глазам было видно: она отлично знает, что делает. Когда она заговорила, тембр и властность ее голоса только усилили это впечатление.
– Что вам угодно?
– Доктор, это мой друг Миранда Романак. Миранда, доктор Забалино.
Доктор покрутила один из своих браслетов.
– Мальчик сказал правду: он от вас не отстанет. Вы должны сделать так, чтобы он ушел.
Потрясенная тем, что ей известно о происшедшем за дверью, я выпалила:
– Откуда вы об этом знаете? Кто вы?
Франсес с усилием приподнялась, опираясь на локти.
– Не бойся, Миранда. Я тебя сюда вызвала, потому что заболела. Сильно заболела. Доктор говорит, я могу умереть, поэтому мне надо кое о чем тебе рассказать. Очень важно, чтобы ты это узнала. Во-первых, если что со мной случится, Забалино тебе поможет. Понадобится ли тебе совет или убежище, ты всегда можешь прийти сюда и будешь в безопасности. От всего. А сейчас ты должна вернуться в дом и там жить. Оставайся там, пока не выяснишь, кто ты. А после сама решай, надо ли тебе оттуда уходить или нет.
– Но что я должна там делать? Помогите мне, Франсес. Дайте какие-нибудь указания!
– Не могу, потому что сама не все знаю. Но дом – это ключ ко всему, Миранда. Там ответы на все вопросы.
– Поэтому вы его нам отдали? Она отрицательно покачала головой.
– Нет, но там умер Хью, поэтому дом так важен. То же самое случилось со мной и Шумдой в Вене пятьдесят лет назад. Мне пришлось остаться, пока я не выяснила, кто я такая… Передай Фрэнни, что я не смогу его сегодня увидеть. Но скажи ему, что его жена серьезно больна и ей надо пройти обследование. Ее можно спасти, но провериться нужно немедленно.
Дверь открылась, и в палату важной начальственной поступью вошел Маккейб.
– Привет, Франсес. Как у вас тут дела, девочки? Может, я некстати и мне надо обождать в соседней комнате с этой атлеткой?
Что-то донеслось до моего слуха. Я не знала, что именно, но инстинктивно чувствовала – это что-то плохое. Так голова сама отворачивается от источника вони, прежде чем мозг успевает его засечь.
Звук стал громче.
– Что это?
Все посмотрели на меня. Женщины обменялись взглядами.
Маккейб пожал плечами.
– Вы это о чем?
– Вы разве не слышите? Звук чьего-то дыхания. Очень громкий.
Он озадаченно потер подбородок и улыбнулся.
– Не-а.
Франсес и врач не улыбались. Вид у них был такой же озабоченный, как и у меня.
– Миранда, тебе пора. Немедленно уходи отсюда. Вместе с Фрэнни. Возвращайся в Крейнс-Вью. В дом.
Маккейб стоял лицом ко мне, спиной к Франсес и Забалино.
– Что здесь происходит? – Вид у него был глуповато-озадаченный, словно его разыгрывали, а он не возражал.