Свадьбы
Шрифт:
Трагическую тишину нарушил не менее трагический вопль, падение живого тела и звон бьющегося стекла — это мать Гриши Кривошея, Дарья Капитоновна, упала в обморок, свалив при падении что-то стеклянное. Тогда все всполошились и вскричали:
— Разбойники! Грабители!..
— Невесту украли!.. Сашу украли!..
— Да тут их целая шайка! Днем водочный грабят, ночью чужих невест!..
— Гриша, хлопцы, бежим на станцию! Мы отобьем ее!..
— Гриша, стой, она ведь голая! Захвати ей чего надеть!..
— Ох ты господи, сейчас несу!.. Держи, Гришенька, жакетку…
— В милицию надо!.. Срочно заявить надо!..
— Павел, где твой чемоданчик? Тащи сюда… Давай Сашкино барахло в него… Гриша, побежали!..
— А я говорю, заявить! Милиция обязана среагировать!..
— Да кто ж против? Бежимте в милицию! Пока хлопцы до станции добегут, мы в милиции будем!..
Было всего без двадцати двенадцать, когда у Серобаб резко прервалась свадьба и гости как очумелые стали выбегать из дому, спотыкаясь и чертыхаясь в темноте двора, пронизанного дождем и слабым отсветом уже удалявшихся молний. Затем и вся полутемная улочка огласилась громкими голосами и топотом бегущих ног…
Пассажирский изрядно опаздывал: то ли из-за грозы, то ли по иной неизвестной причине. Гроза покидала городок, и ливень уже отлил свое, но небо еще не закрутило до отказа все свои краны, из них на землю докапывали последние капли, распыляясь в воздухе водяной пыльцой.
Опасаясь посторонних глаз, насквозь промокшие беглецы дожидались поезда в дальнем конце перрона, за штабелем просмоленных шпал, где по их расчету должен был остановиться последний вагон. Саша стучала зубами, Сергей держал в своих руках ее озябшие руки, подносил их ко рту и согревал своим дыханием. Михаил нервничал: то и дело чиркал спички, чтоб взглянуть на часы, то и дело выходил из укрытия посмотреть, как там на перроне.
Слава богу, на ночном перроне ничего подозрительного не замечалось, хотя было уже без двадцати двенадцать и Вася Хомут, по всей вероятности, уже сообщил Серобабам о побеге Саши. Черный мокрый перрон был совершенно пуст, даже дежурный милиционер убрался в вокзал. Беглецов тревожило опоздание поезда.
И вдруг он появился, блеснув из темноты огненным оранжевым глазом. Мокрый тепловоз потащил вдоль перрона мокрые вагоны с ночным, синеньким светом в окнах. Поезд вздрогнул и замер, остановив последний вагон точно против штабеля просмоленных шпал.
Когда они поспешно садились в вагон, вокзальное радио объявило женским голосом, таким же сырым, как сама погода, что в связи с опозданием поезда остановка сокращается до трех минут.
Как только вошли в купе, Михаил распорядился:
— Сергей, открывай чемоданы. Давай глянем, чем мы располагаем. Саше надо переодеться, иначе не довезем ее живой.
— Не нужно… Я не очень промокла, — слабо запротестовала Саша.
Однако Михаил сам извлек из чемоданов два спортивных костюма (Сергей совершенно потерялся от счастья и весьма туго соображал), велел Саше надеть на себя сразу оба костюма и вывел Сергея из купе, оставив Сашу переодеваться.
В коридоре они постояли секунду, потом закурили: Сергей — «BT», Михаил — «беломорину» (они всегда, еще с мореходки, курили разное). И
Неожиданно вагон сильно дернулся и со свистом зашипели тормоза, — кто-то сорвал стоп-кран. И сразу дежурный по вокзалу, милиционер, а за ними и не успевшие уйти провожающие побежали к голове поезда.
— Не хватало, чтоб кто-нибудь под колеса попал, — сказал Михаил, припадая к окну.
— Скорей всего, опоздал какой-нибудь раззява, — предположил Сергей.
Перроном пробежал в вокзал мужчина. Затем из вокзала выбежало трое дружинников с повязками на рукавах, а с ними и милиционер в кителе.
В голове поезда явно что-то стряслось, но что — Михаил с Сергеем не могли видеть из окна. Тут поезд снова тронулся, вагон стал приближаться к месту происшествия и они увидели, как двое милиционеров тащат под руки какого-то парня. Парень упирался, мотал головой и что-то выкрикивал, но милиционерам помогали дружинники и набежавшая толпа, так что все попытки парня вырваться были тщетны.
Если бы Саша не переодевалась в купе, а тоже стояла у окна, она узнала бы в задержанном своего жениха, вернее, законного мужа Гришу Кривошея. Возможно, увидев, что милиционеры и дружинники не слишком-то деликатно обращаются с Гришей, Саша пожалела бы его, выпрыгнула бы из вагона и бросилась на помощь Грише. Но, увы, она не видела этого, и поезд, набирая скорость, все дальше уносил ее от родного городка и от законного мужа Гриши, попавшего в милицию.
Гриша Кривошей не попал бы в милицию и не был бы задержан, если бы бригадиру поезда не вручили на станции Бахмач отпечатанную на машинке бумагу с приметами преступника, ограбившего в городе Щ. винно-водочный павильон.
Гриша не попал бы в милицию и не был бы задержан и в том случае, если бы не выскочил на перрон один и если бы не прыгнул один в вагон отходившего поезда, без друзей-товарищей, с кем вместе бежал на вокзал. Но получилось так, что друзья побежали обычной дорогой — через центральную площадь, а Гриша, дабы резко сократить путь, побежал через депо. И хотя, пересекая неудобный участок дороги, прошитый рельсами, он зацепился туфлей за шпалу и растянулся на мокром песке, он все равно успел вскочить на ходу в вагон, тогда как его товарищи еще бежали где-то по площади.
Гриша не попал бы в милицию и не был бы задержан, не будь при нем черного чемоданчика. В чемоданчик кто-то положил Сашино платье и жакет, кто-то сунул Грише в руки чемоданчик, чемоданчик шлепнулся в лужу, когда сам Гриша шлепнулся носом в мокрый песок, зацепившись туфлей за шпалу. Но Гриша подхватил чемоданчик и вскочил с ним в вагон отходившего поезда. Он вскочил в вагон, едва не сбив с ног проводницу, и, дико глядя на нее, сказал:
— Я без билета, но отблагодарю! От вас зависит моя судьба! — и кинулся с площадки в вагон.