Свадебный марш для ловеласа
Шрифт:
Семен в конце концов махнул рукой, покрутился еще немного, ничего не придумал и рухнул в постель.
Проснулся он от громких голосов. Кричали на кухне, причем было очевидно, что Анна чем-то недовольна, потому что она кричала больше, чем обычно.
– Нет, ты посмотри на него! А чего ж ты раньше думал, вражина ты эдакий?! – так начала свое праздничное утро Анна. – На кой черт ты баб-то вызывал?!
– Анечка, так я ж… они ж сами! – лопотал несчастный Шурка. – Разе ж я б осмелился?!
– Да у тебя спьяну-то какой только смелости не бывает! Кто голышом
– Ну, Анечка, ну так это ж… после баньки было.
– Да? После баньки?! Так и прыгал бы возле баньки! Кой черт тебя к магазину-то понесло?! Там что, сугробы выше?! – орала о наболевшем Анна. – И еще, наглец такой, он, значит, вызвал, а расплачиваться – так Аня должна!
Овчаров уже не мог спать. Хотел, но не мог.
– Ребята, привет, – вышел он из комнаты, нещадно зевая. – С праздничком вас. Как повеселились?
– Да вот Ане чего-то не понравилось… – виновато пожал плечами Шурка. – А уж я и так, и эдак…
– Ага! – снова взвилась Анна. – Он даже баб пригласил! И ведь еще, гад такой, пришли, главное, так нет чтобы к столу меня уважительно пригласить, в ресторанчик бы спуститься… сауна там была, оказывается… так он меня, Иуда, сразу в постель!
– Ну, Аня, – фыркнул Семен. – Он хотел, чтобы сразу все тридцать три удовольствия, чего уж ты?
– Да? Тридцать три? – уперла руки в бока Анна. – И я хотела! Мечтала, можно сказать! Так он же… что, думаешь, он на той кровати делал? Он же меня спать укладывал! Как завыл мне в ухо: «Рыбки уснули в пруду-у-у-у, мышки полезли в нору-у-у!», а у самого ни слуха, ни голоса. И ведь так нудил, у меня уж и в самом деле глаза стали закрываться. Уснула уже почти вся. Нет, слышу – хохот какой-то девчачий! Открываю глаза – мамонька родная! А там три девицы! И на всех трех из одежды только кожа! А этот… Шурка! Вот ты мне скажи, ты чего с ними делать-то собирался?! У тебя ж геморрой, грыжа паховая, радикулит! У тебя ж… Господи, у тебя ж, как у нашего Сидорыча, только один орган здоровый – костыль!
– И чего?! – гордо вытянулся Шурка. – Мне уж и вовсе… И совсем мне уже, что ли, помирать?! Я еще… я и вообще еще…
Анна, хоть и дулась на мужа, но дело свое дамское знала великолепно. Поэтому, пока ее рот вовсю сыпал проклятиями, руки ловко резали хлеб, вытаскивали из холодильника нарезку и салаты.
– Ты лучше скажи мне, – прервала супруга Анна. – Куда ты маленького поросенка дел? Где наш поросенок?
– Так… ты про Янку? – наморщил лоб Шурка и проявил чудеса памяти. – Ее ж Василь Васильич с собой взял. Еще вчера. Да-а-а…
Анна сузила глаза – ответ ей явно не понравился.
– Я тебя не про Янку, я тебя про поросенка! Молочного мы привезли! Из дома! Ты чего – съел его уже?
Шурка швыркнул носом.
– Вот ты, Аня, орешь, прямо как ворона какая-то, а здесь, между прочим, маленький ребенок отдыхает, – напомнил он. – Вчера весь вечер «Ксюсынька, Ксюсынька», а сегодня ребенок из-за тебя заикаться станет. Видишь – даже и не видно нигде ребенка-то!
Анна подавилась очередной фразой и
– Сень, а где гости-то все? – прошептала она.
– Ань, они еще вчера ушли, – так же шепотом ответил Семен. – Чайник поставь.
– Погоди ты с чайником… – отмахнулась Аня. – А куда они? Ксюша же маленькая, чего уж, нельзя было здесь переночевать? Их же отец выставил, куда они пойдут?
Семену не хотелось обсуждать с Анной эту непростую тему.
– Они, Аня, к родне подались. Ты, говорю, чайник… да я сам поставлю.
Анна все же пыталась дойти до сути:
– Нет, а чего они тогда сразу не пошли к родне?
– Я не понял, – перебил шептунов Шурка. – А чего тогда вы шепчетесь? Нормально не можете говорить, что ли?
– Мне так лучше, чем криком, – все так же шепотом пояснил Семен. – Вишь, как сразу стало душевно. Ти-ихо.
– Вот гад, а? – во весь голос удивилась Анна. – Он скоро нас заставит на цыпочках ходить! Вот вы, Овчаровы, все одинаковые! Кровопивцы!
В таких разговорах и протекал первый день Нового года. И был бы он и вовсе серым и будничным, если бы…
Ближе к пяти в дверь позвонили, и на пороге появился сияющий, как медный таз, Петька Орехов.
– О, давно тебя не было… – без особой радости встретил друга Семен. – Выспались уже, что ли?
– Сенька, ты не представляешь! Счастье прет, прошу заметить, прямо с первого дня! – захлебываясь радостью, тараторил Петро. – Проснулись мы, значит, с Люськой… нет, погоди, еще, значит, спим, а в комнате телефон вовсю надрывается! Ну и теща… хрен ведь от дивана оторвешь, а тут вскочила, прямо тебе девочка! И к телефону – шасть! И чего-то радостно так, прошу заметить, хихикает…
– Ты короче можешь? – угрюмо поинтересовался Овчаров.
В прихожую высунулась голова вездесущей Анны.
– А, это ты, Петро, привет. С Новым годом, – бормотнула она и уже в комнате пояснила мужу: – Думала, Янка пришла, а это Петька. Да ты его знаешь, с Люськой который, друг Сенькин.
Шурка хорошо знал чету Ореховых, неоднократно праздники вместе отмечали, поэтому и выскочил к мужикам в прихожую.
– Петь, привет, – протянул он руку. – А чтой-то ты такой… скалишься чего? Радость, что ль, какая приключилась?
– Так я ж и говорю! – еще пуще обрадовался Петро. – Короче, теща моя…
– Ну понятно, теща по телефону болтала, дальше-то чего? – уже терял терпение Семен.
– А того! – наконец выдал Петр. – К нам еще человек пять родни приезжают!
– Блин! – дернулся Семен. – Ну вот жил я себе весь день спокойно, а тут ты – радость притащил… Ну приедут, и чего? Ты меня порадовать прибежал?
– Ты совсем ничего не понимаешь? – уставился на друга Петр. – Если б они просто так, я б повесился! Люська все поняла, ну и… «Иди, говорит, хоть с мужиками посиди, что ли. Столько моей родни ты не вынесешь». Ну и вот… я пришел… с мужиками чтоб посидеть. Прошу заметить, отпустили меня на неограниченное время! Может, в бильярдный клуб махнем, а? Там сейчас никого, я узнал уже.