Сватовство
Шрифт:
— Да нет, что вы? Мы не в претензии, — заволновалась Фаина Борисовна. — Это Надя по недоразумению сказала…
Надя нервно затеребила стоячий ворот блузки. Видать, и она всерьез приняла Мишкину угрозу. Но глаза у нее прищуренно и, как показалось Кире, насмешливо следили за новоявленным начальством. Они будто бы утверждали, что уж если нельзя пришельцев поставить на место словами, то никто не запретит ей выразить к ним свое отношение взглядом.
Вторая студентка — чернявенькая, в кудряшках — была сдержаннее, скромнее и не встречалась
Мишка, видно, так же истолковал ее безразличие и загорячился.
— Паспорта, — потребовал он и, пока Фаина Борисовна доставала паспорта, спросил: — Сколько дней пробудете в Полежаеве?
— Да, наверно, дней семь, — опять через плечо ответила Фаина Борисовна. — А потом переберемся в… это… как его…
— Переселенье, — подсказала Надя, не скрывая насмешки.
— Да, да, в Переселенье, — повторила Фаина Борисовна.
— Очень хорошо, — сказал Мишка, неизвестно что одобряя: то ли, что они переедут в Переселенье, то ли, что будут жить в Полежаеве семь дней.
Мишка заскорузлыми черными пальцами открыл первый паспорт.
— «Сорокажердьева Надежда Егоровна…» Та-а-ак, — протянул он и посмотрел на Надю. — Сорока-Жердьева?
Чего-то его в фамилии удивило.
— Сорокажердьева! — обиженно сказала студентка и еще злее сверкнула глазами.
Но Мишка уже читал дальше:
— «Одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения…» Понято! — и подал паспорт Кириллу.
— Да я верю, — сказал Киря.
Мишка, сердито сощурившись, обернулся к нему, но ничего не сказал и взял второй паспорт:
— Завьялова Лариса Сергеевна… Это вы? — вскинул он брови и посмотрел на чернявую девчонку, сидевшую под иконами.
— Как видите! — жеманно поклонилась за подругу Надежда, и опять русая коса съехала через плечо наперед.
Лариса не удостоила Мишку вниманием.
— Оч-чь хорошо, — сказал Мишка и прочитал: — «Одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения…» Та-а-ак… На один год вас помоложе? — обратился он теперь уже к Наде.
Надя недоуменно вскинула белесые брови: какое, мол, это имеет значение?
И Киря посочувствовал ей: действительно, какое? Мишка явно переусердствовал. Им еще предстояло припугнуть девчонок работой на сенокосе, а он придумал проверять паспорта. Чего это ради? Теперь уж с сенокосом ничего не получится…
— «Место рождения — город Москва», — прочитал Мишка и причмокнул языком. — Завидую… Везет же людям…
Это почему-то задело Ларису.
— А чего в том завидного? — спросила она, тряхнув кудряшками. — В Москве родился или в Полежаеве… Какое это имеет значение? — Лариса хмыкнула.
— Имеет, — нажал голосом Мишка и побарабанил потрескавшимися пальцами правой руки по столешнице.
— Да не все ли равно? — настаивала на своем Лариса. — Лишь бы человеком вырос, а где родился…
— Вот именно, — перебил ее Мишка. — Человеком, — и стал перелистывать паспорт, где особые отметки и где прописка.
Киря только теперь сообразил: да ведь Мишке Лариса понравилась! Он же сразу — как это Киря не обратил на это внимания? — на нее уставился, сразу выделил ее из троих и теперь пытается выудить из паспорта кое-какие сведения о ней. Ну, конечно, смотрит, не замужем ли она. Ну, конечно, запоминает домашний адрес. С него станется, что и письмо накатает в Москву.
— Все ясно. — Мишка отложил паспорт Ларисы, уже не предложив Кире взглянуть на него, и Киря опять разгадал этот жест: да Мишка же ему Надежду подсовывает. И паспорт ее поэтому подавал, чтобы Киря изучил про нее, где живет, не замужем ли. Сам-то вот и смотреть не стал.
Мишка взял третий паспорт и уже не объявил вслух ни фамилии, ни года рождения Фаины Борисовны.
— Ну что ж, товарищи, — сказал он. — Документы у вас в порядке. — Мишка намеренно исказил ударение в слове «документы».
— Неужели? — съехидничала Надежда, и Фаина Борисовна строго остановила ее:
— Надя, не надо. Товарищи при исполнении служебных обязанностей.
— Вот именно! — подтвердил Мишка. — Прошу сегодня же командировки отметить у моего секретаря. Сельсовет во-он, на горе… — Он повернулся к окну. — Видите дом с мезонином? В мезонине почта, а внизу — Советская власть. Милости просим…
— Непременно придем. Сегодня же, — заверила его Фаина Борисовна.
Мишка через Кирю потянулся к портфелю:
— Дай-ка мне сегодняшнюю газету со сводкой.
— По заготовкам кормов? — уточнил Киря.
— Ее.
Теперь начиналось главное… Ну Мишка! С перевыполнением жмет. Ему бы в театре работать, а не на тракторе «Беларусь». Какой талант пропадает!
Киря достал из портфеля районную газету.
— Так, так, так, — сказал Мишка и опять побарабанил замазутенными пальцами по столешнице. — Колхоз имени Жданова… Это мы… Предпоследнее место… Скошено… восемнадцать и семь десятых процента… Засилосовано… тридцать два процента…
Фаина Борисовна чего-то записала в блокнот.
Мишка, встрепенувшись, протянул руку к ее блокноту:
— В печати можно не отражать. Уже зафиксировано. — Он подчеркнул ногтем нужную графу. — Вот полюбуйтесь?… Восемнадцать и семь десятых процента, тогда как в «Рассвете» шестьдесят два…
— Плохо работаете, — подколола его Надежда и отвела взгляд от Фаины Борисовны, потому что та спять уже хмурилась.
Ох и строгая же у них наставница, и слова не даст сказать.