Сватовство
Шрифт:
Мишка повернулся к Надежде:
— Мы уже слышали это, товарищ Сорока-а-жердьева. — Он умышленно перервал ее фамилию надвое. — Вчера с председателем колхоза отчитывались на бюро райкома. Оба схлопотали по выговору.
— Бедненькие, — снова не удержалась Надежда.
— Ничего, — приободрился Мишка и кивнул на Кирю. — И с ним поделимся.
Про выговоры в их сценарии ничего намечено не было, и Киря вымученно заулыбался.
— А чего лыбишься? — вскинулся на него Мишка. — Твоя бригада завалила дела, а ты чистеньким хочешь остаться?
— Да ведь людей нету, — заоправдывался Киря. — Одни старухи… Чего я буду с ними?
Мишка приподнял ухо и руку еще, паразит, приставил к нему.
— Соловей! — насмешливо сказал он. — Слышали, что поет? Людей нету, — и неожиданно закричал: — А нас на бюро об этом не спрашивали, есть или нет у тебя люди! Нам сказали, мобилизуйте имеющиеся резервы. Чтобы сводка была на сто процентов — и все.
«Ну, чего позоришь-то? Чего? — умолял его Киря глазами. — Ведь договаривались же без всякого бюро… Ведь говорили, что создалось трудное положение с кормами… Затяжная весна… А ты… Крик тут поднял…»
Фаина Борисовна нетерпеливо ерзала на стуле — пережидала, когда начальство уйдет. Записывать она после Мишкина запрета уже ничего не решалась.
— Нам на бюро так и заявили, — остывая, сказал Мишка. — Использовать все резервы, поднять на борьбу за производство кормов все совершеннолетнее население: и старух, и стариков… и всех!.. Им такое распоряжение из области поступило, а области — из Москвы. — Он выжидающе посмотрел на девчонок, но они не догадывались, куда он клонит и что значит это «и всех».
Надежда заулыбалась Мишке:
— У вас и председатель колхоза такой же молодой? — спросила она игриво.
Мишка споткнулся.
— Не имеет значения, — сбитый с мысли, нахмурился он и, опомнившись, добавил: — Молодое ли, старое начальство — его уважать надо.
Сумел-таки и спотычку обратить в свою пользу.
— В общем, товарищи, — сказал он. — Вы мобилизуетесь на заготовку кормов.
Девчонки пришибленно захлопали глазами. Даже Ларисе изменило чувство уравновешенности. И у нее губы вытянулись от изумления.
— Да как же так? — спохватилась Фаина Борисовна.
Но Мишка предостерегающе поднял руку:
— Я у вас паспорта смотрел, все совершеннолетние… Подпадаете под решение бюро и вышестоящих органов.
— Но… простите, — встала Фаина Борисовна, прижав к груди руку. — У нас программа…
Она бросилась к подоконнику, где лежала стопка книг и тетрадей:
— Вот видите, утверждена кафедрой, — показала она отпечатанные на машинке листки.
Кире стало жалко ее: а ну разрыв сердца произойдет у женщины? Нашутковали, пожалуй… Но отступать-то не станешь тоже… Позади, как говорится, Москва.
— Вы понимаете, создалось трудное положение с кормами, — жалостливо сказал Киря. — Была затяжная весна, трава совсем недавно пошла в рост. А на носу жатва… Необходимо в сжатые сроки завершить сенокос.
Фаина Борисовна почувствовала, что бригадир в чем-то уже сдается и вроде бы не настаивает, а лишь уговаривает их.
— Миленькие мои, — сказала она, заламывая пальцы. — У меня же программа… Если я не выполню ее, меня уволят с работы.
Мишка встал и, сделав навстречу Фаине Борисовне шаг, поднял вверх указательный палец:
— Уважаемая, — раздраженно сказал он. — У нас одна программа — выполнить план по молоку и мясу.
Фаина Борисовна огорошенно села на стул.
— Но мы же ничего не умеем, — растерянно выдохнула она.
— Ничего, — бодро сказал Мишка. — У нас как в армии: не умеешь — научим, не хочешь — заставим.
Фаина Борисовна безвольно опустила на колени руки.
Мишка взял портфель, нахлобучил на голову кепку и церемонно попрощался со всеми девками за руку.
— До скорого свиданьица, — сказал он и улыбнулся Ларисе. Она растерянно смотрела на него. От порога Мишка обернулся и добавил: — А газетку вам оставляю: может, на досуге почитаете и про нашу жизнь. — Он пропустил перед собой Кирю и, выйдя следом за ним, закрыл дверь.
С минуты на минуту из магазина могла возвратиться без селедки разозленная Тишиха.
5
Тишиха всю обратную дорогу плевалась: «Ну что за собачонок такой? — грозила она Сережке Дресвянину всеми карами. — Подожди, отольются и наши слезы. Думают, навек молодыми останутся… Не на-ве-е-ек!»
И ведь какая корысть старуху обманывать? Выглядывает, наверно, откуда-нибудь из-за угла, похохатывает, перед дружками хвастается: «Это я ее сгонял через все Полежаево».
Посмотрела на окна — девок за столом не было.
Тишиха вытерла сапоги о ребристую, из деревянных плашечек подставку, зло звякнула металлической щеколдой и открыла дверь в сени.
Батюшки-светы! Как свиньи побывали, весь пол затоптан. «Да что это они не остерегаются-то совсем?» — подумала Тишиха о своих квартирантках, а в избу вошла — и того страшнее: у стола вдоль лавок целый потоп, ошметки грязи посреди пола валяются, их-то бы можно собрать…
— Вот, навязали на мою голову, только пол успевай теперь мыть. — Она не смотрела на девок.
Сбегала, намочила в ведре, стоявшем под потоком, тряпку и давай на коленках ползать, грязь в сенях смывать. В общем-то, наслежено было не так уж и много, это Тишиха сгоряча нашумела на девок. По одной половичинке только и пришлось пройтись тряпкой.
Тишиха, успокаиваясь, сполоснула тряпку в ведре, отжала ее, а грязную воду выплеснула и пошла обтирать пол в избе. Ошметков у стола уже не было.
Девки скованно жались друг к другу на скамейке за комодом.
Тишиха присела собирать тряпкой лужицу воды, вытянувшуюся вдоль лавки, и все почему-то ждала, что вот сейчас Фаина Борисовна коснется ее плеча и скажет: «Федосья Тихоновна, вам в наклонку вредно».