Сваты
Шрифт:
— Когда? — закричала Дори, ее голос дрожал.
— Пока ты принимала ванну. Я сказал ему, что у тебя был плохой день и ты хочешь полежать в ванне.
— Почему ты не позвал меня? — воскликнула она, на этот раз с осуждением.
Раздался дверной звонок, Дори развернулась и с ужасом посмотрела на дверь. Она схватила сына за плечи, у нее появилось абсурдное желание спрятаться за ним.
— Избавься от него, Денни. Понял?
— Но, мам…
— Мне все равно, что тебе придется сказать ему. — Она, должно быть, сошла с ума, раз говорит такое сыну!
От двери продолжали раздаваться короткие,
— И почему у вас открыта дверь? — Он нахмурился, заметив виноватый вид Денни. — Разве ты не знаешь, как это опасно? Кто угодно может…
Его слова превратились в шепот, когда он уставился на Дори.
— Кто-нибудь позвонил врачу? Ты выглядишь ужасно.
— Все говорят мне это, — резко сказала она, сжимая кулаки.
Всю неделю она умирала от желания услышать хотя бы слово от него, столкнуться с его взглядом — да что угодно! А сейчас он был здесь, и Дори всеми фибрами души желала выкинуть его из дома. Развернувшись, она пошла на кухню.
— Уходи.
Гевин последовал за ней и остановился, приняв такую позу, будто ожидал, что его ждет противостояние.
— Мне надо поговорить с тобой.
Дори открыла холодильник и положила на стол упаковку яиц, полностью игнорируя гостя. Она не была голодна, но приготовление ужина поможет ей отвлечь внимание и сконцентрироваться.
— Ты слышала меня? — потребовал ответа Гевин.
— Да, но надеюсь, что, если буду игнорировать тебя, ты уйдешь.
В ту же минуту в кухню зашел Денни, выдвинул стул и сел на него. Его напряженный взгляд перебегал от Гевина к Дори, а они оба смотрели на него предостерегающе.
— Вам нужно побыть наедине? Так?
— Верно, — ответил Гевин.
— До того, как уйти, мистер Паркер, я хотел сказать вам: мама обычно не выглядит…так плохо.
— Я понимаю это.
— Ну, я беспокоился, потому что…
— Денни, пожалуйста, — прошипела Дори. — Ты приносишь больше вреда, нежели пользы.
Его стул скрипнул по полу, когда он отодвинулся от стола.
— Не волнуйся, я понимаю, — ответил он.
Дори внезапно задалась вопросом, как ее сын может понимать хоть что-то, когда она сама не имела ни малейшего представления о происходящем. К тому же она подозревала, Гевин и сам ничего не знал. Она взяла небольшую миску из шкафа и разбила несколько яиц об ее край.
— Как прошла неделя? — спросил Гевин.
Дори закрыла глаза и мысленно досчитала до пяти.
— Просто прекрасно.
— Моя тоже.
— Вот и отлично. — Она не смогла скрыть сарказм в голосе.
— Думаю, ты размышляешь, почему я не звонил, — сказал Гевин.
Дори уже знала, но хотела услышать от него.
— Это приходило мне на ум раз или два, — легкомысленно ответила она, перемешивая яйца с такой силой, что казалось, болтушка вот-вот выплеснется из миски.
— Дори, господи, может, ты повернешься и посмотришь на меня?
— Нет!
Влажный локон упал на ее щеку, и она откинула его в сторону.
— Пожалуйста. — Его голос был настолько мягким и нежным, что Дори почувствовала, как ее сопротивление тает.
Склонив голову, она недовольно поморщилась, представив саму себя с мокрыми, безжизненными волосами, в старом халате и глупых тапочках. Дори повернулась к нему, а ее пальцы надавили на столешницу, когда она облокотилась на нее в поисках поддержки.
Гевин встал прямо перед ней и положил руки ей на плечи. И внезапно в голову Дори пришла абсурдная мысль, что его обувь была прекрасно начищена. А хуже то, что она была, скорее всего, из кожи — итальянские, дорогие и просто идеальные туфли. Пальцем он поднял ее подбородок, но ее глаза отказывались встречаться с его глазами.
— Я скучал по тебе всю эту неделю, — прошептал Гевин.
Дори потребовалась вся сила воли, чтобы не облизать губы и не раскрыть их для поцелуя. Она умирала от желания почувствовать его вкус. Неделя никогда не казалась такой длинной.
— Я поднимал трубку сотню раз, чтобы позвонить тебе, — признался он.
— Но ты этого не сделал.
— Нет. — Он грустно вздохнул и медленно покачал головой. — Веришь или нет, но я боялся.
— Боялся? — Его неожиданная честность позволила ей открыто встретить его взгляд.
— Отношения между нами становятся… более глубокими, не думаешь? — Голос Гевина стал громче, когда он вынужден был это признать.
— И не дай бог, у тебя появятся чувства к женщине, которой около тридцати. — Она резко вдохнула. — К женщине, которая вот-вот найдет у себя первую прядь седых волос.
— Дори, это здесь ни при чем.
— Конечно при чем, — сердито заспорила она. — Если ты захочешь вступить с кем-нибудь в связь, то предпочтешь двадцатилетнюю девочку с идеальным телом и безупречной кожей.
— Остановись! — Он слегка потряс ее за плечи. — Да что с тобой?
— Может, эта неделя дала мне время подумать. Может, я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты абсолютно прав. Ты боишься меня и тех чувств, которые я могу пробудить в тебе, и делаешь это совершенно обоснованно. Я привлекаю тебя, и это рождает в твоей душе страх. Если бы не дети в прошлые выходные, кто знает, что произошло бы между нами? — Под взглядом его прищуренных глаз она сделала еще один глубокий вздох и продолжила свою тираду: — Не старайся отрицать это, Гевин. Я могу понять некоторые вещи сама — в этом состоит твоя проблема, когда ты начинаешь встречаться с женщинами, чей мозг не скрипит при размышлениях. Я чертовски хорошо понимаю, что происходит. И я также хорошо знаю, что ты хочешь предложить.
— Сомневаюсь. — Он слегка скривился от досады.
— Одно из двух, — храбро продолжила она.
— Даже так?
Он сделал шаг назад, скрестив руки, и облокотился на кухонную стойку. Его взгляд обжигал, но Дори не обращала никакого внимания на этот жар.
— Либо ты хочешь полностью прекратить этот маскарад сейчас же и предложить никогда вновь не видеть друг друга. Это, однако, оставит тебя с рассерженной дочерью, которая достаточно упорна, чтобы заставить тебя искать похожее соглашение с другой женщиной. Зная твой образ мыслей, я бы сказала, что ты колебался некоторое время. Но так как ты здесь, скорее всего, решил, что еще одна зрелая женщина будет для тебя лишь новой проблемой. Ты настолько неотразим, что она, скорее всего, влюбится в тебя, — насмешливо произнесла она. — Значит, лучше всего иметь дело с врагом, которого знаешь, — со мной.