Сваты
Шрифт:
— Мам, в чем дело? Ты выглядишь так, будто хочешь ударить кого-нибудь.
— Что? — Она торопливо свернула газету. — Нет, нет, все в порядке.
— Мистер Паркер говорил мне, что женщины иногда ведут себя странно, — покачал головой Денни. — Думаю, это — один из тех случаев.
— Я устала слышать о мистере Паркере. — Она рывком открыла дверь холодильника, чтобы достать хлеб для приготовления ленча. Когда он не ответил, она развернулась к нему. — Ты слышал меня?
Денни уставился вниз на свою кашу.
— Ты собираешься плакать или еще что-то?
— Конечно нет! С чего бы? Ведь
Его ложка яростно работала, накладывая сахар в овсянку со вкусом корицы и изюма.
— Я не знаю, но когда твои губы так кривятся, это всегда означает, что ты расстроена.
— Спасибо, — небрежно заметила она. Остаток дня был так же плох, как и его начало.
У Дори все валилось из рук. Она не положила на место папку. Ее мысли были далеко даже во время важной встречи, и, когда мистер Сандстром спросил ее мнение, у Дори не было ни малейшего представления, о чем они говорили. Сенди послала ей взгляд, полный сочувствия, и спасла неудобное положение, заговорив первой. В благодарность Дори купила подруге ленч, хотя на самом деле не могла позволить себе этого.
Вечером, зайдя в дом, Дори скинула туфли и остановилась потереть ступни, которые ужасно болели. Денни нигде не было видно, и она бросила пальто на спинку стула на кухне, раздумывая над тем, где же ее сын. Он должен был оставаться дома, пока она не придет. Дори вытащила из холодильника бифштекс, но не могла сейчас заниматься приготовлением чего-то особенного.
Повернувшись, она заметила, что телефонный шнур тянулся за угол и исчезал в стенном шкафу в прихожей. Денни. Она подошла к двери и открыла ее. Ее сын сидел на полу, скрестив ноги, и при вторжении Дори поднял на нее взгляд. Он был напуган, и в его глазах мелькало виноватое выражение.
— Так, Дэниел Робертсон, с кем ты разговариваешь?
Глава 9
— О, привет, мам, — неловко проговорил он, вскакивая.
— С кем ты разговариваешь? — Она повторила свой вопрос, но ее разум уже перебирал различные версии, и все они были не очень приятными.
Если это был Гевин, она, скорее всего, сделала бы что-нибудь глупое, например схватила бы трубку и произнесла механическим голосом, что звонок сорвался. Воспоминание о его маленькой, но удобной хитрости родило в ее сердце уже знакомый приступ боли. Она скучала по Гевину так сильно, что это казалось невероятным. Больше не было смысла обманывать себя. Она была жалкой.
— Я говорю с девочкой, — признался Денни, по его шее поднималась краска стыда из-за того, что его застукали.
— Эрика?
— Нет. — Он нехотя вручил ей трубку. — Мелисса.
Дори зашла в стенной шкаф, отодвинула в сторону одежду и села на пол. В последние дни она была такой сердитой с Денни… Дори надеялась, что этот жест покажет сыну, что она сожалеет о том, что была брюзгой. Ее действия удивили сына, но Денни все же сел между нею и дверью. Они сразу же оказались в уютной атмосфере полумрака.
— Привет, Мелисса, — пробормотала Дори в трубку. — Как дела?
— Хорошо, — серьезно ответила ей девочка. — Я так думаю.
— А почему ты сказала: «Я так думаю»? Уже почти Рождество, и происходит так много разных событий. Девочек не должно сейчас ничего заботить.
— Да, наверное.
Голос Мелиссы звучал подавленно. Но Дори не знала, как глубоко ей следует вмешиваться в дела девочки. Когда это касалось Гевина, Дори была уязвима. Она любила его и чувствовала огромную привязанность к его дочери. И тут Денни что-то громко зашептал со своего места.
— Подожди минутку, Мелисса. Кажется, Денни хочет срочно мне что-то сказать. — Она прикрыла трубку ладонью. — Что, милый?
— У Мелиссы в школе скоро модный показ, где должны присутствовать матери, но нет никого, кого она могла бы позвать.
Дори кивнула:
— Денни говорит, в твоей школе пройдет показ мод?
— Да, это организуется уроками домоводства. Я сшила платье и все остальное. Оно практически такое же красивое, как и та одежда, которую вы помогли мне купить. Учитель поставил мне пятерку.
— Поздравляю. Я уверена, ты отлично поработала, чтобы получить такой высокий балл.
Дори прекрасно понимала, в какую сторону будет развиваться их разговор, и ее пугала мысль о том, что девочке придется отказать. Но ввиду тех событий, которые происходили между ней и Гевином, Дори просто не могла предложить свою помощь.
— Я сшила все просто прекрасно, — призналась Мелисса без ложной скромности. — Это лучшая вещь, которую я когда-либо делала. Лучше чем фартук — тогда я вынуждена была переделывать пояс четыре раза. Я сделала только одну маленькую ошибку в платье, — продолжила она, ее голос с каждым словом становился громче и быстрее. — Я вшила застежку так, что замок на «молнии» оказался с внутренней стороны. Я думала, это хорошо, ведь оно до сих пор налезало на меня через голову и все такое, но я вынуждена была переделать как положено. Я была зла на саму себя за то, что оказалась такой глупой. — Девочка замолчала, чтобы сделать глубокий вдох, а затем вновь быстро заговорила: — Вы не могли бы пойти со мной и назваться моей мамой? Дори, пожалуйста? Практически все придут с кем-то. Даже девочки, которые живут очень далеко…
— О, Мелисса… — Плечи Дори резко склонились вперед, и она буквально врезалась в стену. — Милая, я не знаю.
Ее начало мутить, Дори ужасно не хотела отказывать девочке, но Гевин, скорее всего, усмотрел бы нечто особенное в ее согласии.
— Дори, пожалуйста, мне больше некого просить. Ведь только один вечер!
Мольба в голосе девочке была невыносима для Дори. Она хотела было посоветовать, чтобы Мелисса попросила пойти с ней Лейни, но вовремя вспомнила реакцию девочки на блондинку. Дори не могла игнорировать просьбу Мелиссы, хотя при этом у нее возникло какое-то ужасное предчувствие.
— Я сделаю это при двух условиях, — проявила она осмотрительность.
— Все, что угодно. — Голос девочки был полон восторга.
— Во-первых, ты не должна говорить никому из своих друзей, что я твоя мать. Это будет неправильно. При всем моем желании, чтобы у меня была такая дочь, как ты, я никогда не смогу быть твоей мамой.
— Хорошо, — согласилась она слегка подавленно. — Что еще?
— Я не хочу, чтобы твой отец знал, что я сделала это.
Гевин точно увидел бы в простом проявлении доброты куда большее, чем предполагалось.