Свечная башня

Корсакова Татьяна Викторовна

– Нет никакого крайнего случая, Лизавета Петровна. И необходимости обыскивать башню тоже нет! Это опасно.

– Опасно, Мирочка… Я ж и говорю… – Лисапета перестала креститься, уставилась на Мирославу широко раскрытыми глазами.

– Опасно, потому что башня в аварийном состоянии, – отчеканила Мирослава. – Бог знает, сколько лет она была закрыта, и что там с лестницей и перекрытиями. Вы же прекрасно понимаете, как дети любят подобные места.

– Понимаю, Мирочка! Конечно, я понимаю.

– Мирослава Сергеевна! Попрошу вас…

Наверное, она сказала это как-то очень

внезапно или очень резко, потому что тонкая душевная организация Лисапеты не выдержала, и указательный палец сам нажал на кнопку пульверизатора. Мирославе хотелось думать, что сам. Потому что в противном случае, произошедшее следовало считать диверсией.

Она смахнула с лица капли воды, помотала головой, стряхивая брызги с волос.

– Ой… – сказала Лисапета потрясенно. Значит, точно не диверсия, а тонкая душевная организация.

– Там хоть нет никакой химии? – Мирослава покосилась на пульверизатор.

– Чистейшая вода, Мирочка… Мирославочка… Мирослава Сергеевна! Сама из родника принесла.

– Тогда все в порядке.

Мирослава сорвала похожий на бабочку цветок, воткнула в волосы и почувствовала себя этакой Кармен. От цветка шел тонкий дурманящий аромат. Надо бы спросить, что это за куст такой. Но не сегодня, в другой раз, когда улягутся страсти.

– Все в порядке, – повторила Лисапета, ставя злополучный пульверизатор на землю.

– Но калитку лучше закрывать на ключ. Мы должны четко знать, кто из воспитанников и когда покидает территорию школы. Согласитесь, это разумно?

– Это разумно. – Лисапета кивнула. – Я поговорю с завхозом.

– Персоналу можно раздать дубликаты ключей, но дети должны выходить через центральные ворота. Там хотя бы есть камера видеонаблюдения.

Будь Мирославина воля, она бы натыкала этих камер на всем пути от Горисветово к деревне.

– А так все нормально? – спросила она уже совершенно будничным, если не сказать домашним тоном. – Больше никаких эксцессов?

– Васю Самсонова закрыли в лазарете. – Лисапета расслабилась, посветлела лицом. – Ничего страшного, объелся чипсами.

– Да где ж они берут эти чипсы?!

– Контрабандой проносят. Или родители передают. Мы ж родителей не будем обыскивать, да?

– Мы и воспитанников обыскивать не будем. Еще чего не хватало! Но рейд по комнатам не помешал бы, – сказала Мирослава задумчиво. – Только это уже пусть Всеволод Мстиславович решает. Надо, кстати, глянуть, что у нас там в уставе сказано по поводу рейдов.

– У старших так точно не помешает! – Воспрянула Лисапета. – У старших в тумбочках такое можно найти! – Она страдальчески воздела очи к потолку оранжереи.

Мирослава не стала спрашивать, что можно найти в комнатах старших воспитанников, примерно и сама представляла, но мысленную зарубку сделала. Надо поговорить с шефом. Профилактика не повредит.

Прежде, чем вернуться к себе, Мирослава решила прогуляться. Если рейды по комнатам воспитанников не прописаны в уставе, то рейды по территории точно не запрещены. Мало того, это ее прямая обязанность – следить за тем, чтобы в школе все было хорошо!

Она занималась этими обходами еще с самого начала лета. Да, да, школа

для одаренных детей начала свою работу не в сентябре, как все прочие школы, а в первых числах июня. По официальной версии, сделано это было для того, чтобы ребята успели адаптироваться, познакомиться с друг другом и педсоставом, но Мирославе думалось, что с куда большим энтузиазмом эту идею восприняли родители, а не дети. В каком-то смысле, на целое лето Горисветово стало летним лагерем. Дорогим, элитным, с конными прогулками, экскурсиями, факультативными занятиями лагерем.

Территория в Горисветово была обширная. Центральное здание, в котором располагались учебные классы, столовая, комнаты учеников и персонала. Конюшня. Спортивная площадка. Теннисный корт. Бассейн. Плюс почти целый гектар парковых деревьев и лужаек. Была еще Свечная башня. Но это уже почти на самой границе усадьбы.

Мирослава начала свой обход со стадиона. Тут, несмотря на уже сгущающиеся сумерки, кипела жизнь. Парни из старшего блока играли в баскетбол, девочки стайками сидели на трибунах. С виду все достойно, даже благолепно. Но, если присмотреться, то видно, что благолепие нет-нет да и нарушается красным огоньком плохо спрятанной сигареты или облачком от вейпа. Может и бутылка пива где-то стоит под лавочкой или в мужской раздевалке. Но это пусть проверит Валик Седой, завтра Мирослава его непременно проинформирует. А пока ее путь лежал между оранжереей и бассейном к конюшне. Бассейн был ожидаемо закрыт на замок, камера над входом бдительно подмигивала красным зрачком. За тем, чтобы на территорию бассейна во внеурочное время не проникал никто из воспитанников, следили особенно строго. Почти так же строго, как за Свечной башней.

А вот ворота конюшни были гостеприимно распахнуты, из ее пахнущих конским потом и сеном недр доносилась джазовая музыка. Мирослава улыбнулась, на сердце как-то сразу потеплело. Дмитрий Леонидович, для нее просто дядя Митя, все еще был на боевом посту. Вот и его велосипед стоит, аккуратно прислоненный к бревенчатому боку сарая.

Мирослава переступила порог, сразу же попав из сумерек в тепло электрического света, зажмурилась, но не от света, а от удовольствия. Конюшня была тем единственным местом, где она позволяла себе быть самой собой. Даже в кабинете модного психолога она себе такого не позволяла. В ближайшем стойле приветственно всхрапнули, в проход высунулась лошадиная морда, покосилась на Мирославу одновременно хитро и просительно, зашлепала бархатными губами.

– Орлик! – Мирослава погладила жеребца по холке. – Прости, парень, я сегодня без вкусняшек.

– Балуешь ты их вкусняшками, девочка! – послышалось из соседнего стойла, а потом в проход вышел дядя Митя.

На нем был рабочий комбинезон, который диссонировал с аккуратной профессорской бородкой и профессорскими же очками. Только руки у дяди Мити были далеко не профессорскими – сильными, с широкими запястьями и задубевшей кожей на ладонях.

– Здравствуй, Мира! – Он раскинул в сторону эти свои натруженные руки, и Мирослава, ни секунды не колеблясь, шагнула навстречу его объятьям. – Дядя Митя, добрый вечер! Ты еще не уехал?