Сверчок
Шрифт:
К вечеру – Пушкин уже был в пути в Екатеринославль.»
Тут я вновь должен прервать цитирование вышеназванной биографии, чтобы прямо сказать, что за красивыми словами о молодом и неразумном А. Пушкине и его друзьях увы срыто очень многое из того почему мы с вами уважаемый читатель оценивает того или иного человека с кем нам приходится встречатся на жизненном пути.
Поэтому я вновь возвращаюсь к книге «Частная жизнь А. Пушкина»– А.Александрова, чтобы представить на ваш суд подлинные факты обвинений, что были положены в основу решения
Итак, отрываем книгу и благодаря гению А. Алексанрова как бы мысленно переносимся в Снкт-Петербург времен А. Пушкина и читаем:
Эпизод №1
«Он (император Александр Первыцй-автор) уже вспоминал эту историю совсем недавно, когда был на выпускном акте в Царскосельском Лицее.
Этот Пушкин, маленького роста, худощавый, подвижный, стоял у него перед глазами, почему-то выделившись среди остальных.
Александр собственноручно вручал воспитанникам медали и похвальные листы. Исправляющий должность министра князь Александр Николаевич Голицын представлял императору каждого из сих воспитанников.
Лучшие получали свидетельство из рук государя, следовавшую каждому отличившемуся медаль и к оной похвальный лист.
Среди награжденных Пушкина не было.
Когда объявляли, кто с какой медалью закончил курс, какой получил чин при выпуске, куда выпущен, в гражданскую или военную службу, он все ждал появления этого шалуна, взбаламутившего Царское Село, и дождался только в самом конце, когда свидетельства об окончании Лицея вручал уже директор Энгельгардт.
Пушкин ничего, кроме свидетельства, не получил и был выпущен в гражданскую, в Коллегию иностранных дел с чином коллежского секретаря.
Успехи в учении у него были неважные, потому-то и такой чин можно было расценивать как подарок судьбы; в честь первого выпуска Лицея решили ниже чинов не давать
Тем более подарком судьбы было зачисление Пушкина в Коллегию иностранных дел, куда зачисляли лучших из лучших: князя Горчакова со второй золотой медалью, Кюхельбекера с третьей серебряной, Ломоносова с четвертой серебряной, Корсакова, достойного серебряной медали.
Накануне император Александр сам просматривал и утверждал эти списки и, увидев в них фамилию Пушкина, задумался, хорошо ли в столь малые лета быть известным, и далеко не с лучшей стороны, и сам себе ответил: чаще всего из таких что-нибудь да получается.
Пусть послужит отечеству на ниве дипломации.....
Через несколько дней после выпускного акта в Петербурге несколько человек лицейских, зачисленных в Коллегию иностранных дел, встретились в здании Коллегии на Английской набережной, чтобы быть представленными Карлу Васильевичу Нессельроде, который в должности статс-секретаря заведовал Коллегией.
Горчаков с Пушкиным подъехали к подъезду почти одновременно, дружески обнялись на пороге, с такой теплотой, как будто не виделись годы.
Следом, всклокоченный, помятый, будто не спавший, вылез из пролетки Кюхля и тут же собрался замучить их новыми стихами, но они отговорились недостатком времени. Ломоносов, Корсаков и другие находились уже в приемной.
Пока ждали аудиенции, к ним подошел молодой человек, их ровесник, представился.
– Актуариус Коллегии Никита Всеволодович Всеволожский, – сказал он с некоторой усмешкой в голосе.
Усмешка, как понял князь Горчаков, относилась к тому, что он был всего лишь актуариусом, то есть чиновником последнего, XIV класса. Однако фамилия богачей Всеволожских говорила сама за себя. – Вы ведь, если не ошибаюсь, господа лицейские?
Услышав подтверждение, Всеволожский добавил:
– Чин актуариуса существует только в нашей Коллегии.
Отвечаю за исправность переписки разных дел и хранения оных в целости и порядке, равно и за надлежащее ведение протоколов и регистратур.
– В Англии это называется clerk, – сказал Горчаков и слегка поклонился. – Князь Горчаков.
– Очень рад.
– И много приходится работать? – поинтересовался Корсаков.
– В том-то наше отличие от Англии, что совсем не приходится, если, разумеется, нет желания. Я только состою в Коллегии.
– Он вдруг переменил тему, поворачиваясь к Пушкину:
– Ну, а кто же из вас Пушкин?
– Всегда был я, – улыбнулся Пушкин.
– Значит, угадал. Очень рад.
Наслышаны, читали, любим, – коротко объяснил Всеволожский.
– Друг Петруша Каверин много рассказывал.
Всегда ждем у себя. Живу в доме Паульсена напротив Большого театра, на Екатерининском канале. Как театр отстроится после пожара, буду ходить туда пешком, говорят, работ осталось на месяц-два.
А до Театрального училища два шага, – уже посмеиваясь откровенно, добавил он.
Тут их пригласили в кабинет Нессельроде, Всеволожский пожелал им ни пуха, ни пера.
(Как выглядел К.Несельроде вы уважаемый читатель сможете увидеть вот по этой ссылке) https://ru.wikipedia.org/wiki/Нессельроде,_Карл_Васильевич#/media/Файл:Karl_Nesselrode.png
«Их начальник оказался тщедушным, маленьким человечком с большим горбатым носом.
За глаза его звали «карлой».
Он был чрезвычайно напыщен и невнимателен к своим новым подчиненным.
Когда ему представляли бывших лицейских, он едва смотрел на них.
Лишь один раз Горчаков увидел, как он прищуривается, и понял, что Нессельроде близорук, а значит, толком их и не видит.
Сказал он всего несколько незначительных слов по-французски, ни к кому не обращаясь, и на этом представление было закончено.
Человек он, по мнению Горчакова, который интересовался своим будущим начальником, был самый ничтожный, пять раз за свою жизнь менявший подданство, не говоривший толком по-русски, чуждый всему русскому и попавший на место руководителя международной политики лишь потому, что Александр I считал, что министр иностранных дел ему вовсе не нужен.