Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4
Шрифт:
Справив нужду, он зашагал через рощу дальше к востоку, пока вонь не выветрилась, а деревья не поредели. На опушке он сел, привалившись спиной к стволу сикоморы, и открыл одну из седельных сумок. Оттуда вытащил кольт и положил подле себя на землю, потом достал перо, баночку с чернилами и футляр из оленьей кожи — в нем лежал его дневник. Он листал тетрадку, пока не дошел до чистой страницы, затем откупорил баночку с чернилами, окунул перо и начал писать.
«Вторник, И августа 1863 года.
Снился тот же сон, точнее, один из вариантов. На этот раз я подхожу к мертвецу
Проснулся с мыслью: это по моей вине Генри оказался на борту «Пенсильвании» в момент взрыва. Потом стал думать, какой же я был осел, что попросил молодого и неопытного фельдшера дать ему морфий.
Но я бы и сам оказался на «Пенсильвании», если бы не происки Уильяма Брауна — единственного, кажется, человека, который в том смертоносном хаосе из железа, дерева и пара получил по заслугам. Что касается морфия, то сам доктор Пэйтон советовал мне попросить у ночного лекаря восьмую часть грана, если Генри будет беспокоен. Если фельдшер дал слишком много, это ведь не моя, а его вина. Перечитал и вижу, что вконец очерствел. Впрочем, уже пять лет прошло с той ночи в Мемфисе, за эти годы я навидался всякого, и часы, проведенные подле умирающего Генри, уже не кажутся мне столь ужасными, по крайней мере днем, пока я не сплю».
Из лагеря донесся выстрел, за ним — крики и проклятия разбуженных людей. Кто-то прикончил крысу или белку и теперь, пожалуй, сильно жалел, что не позволил несчастному зверьку лишний денек пожить на свете. Эти обыкновенные добродушные деревенские ребята с Миссури стали злыми, как дикие кошки. Пули они, как правило, берегли для синебрюхих, зато друг на друга не жалели кулаков и пинков.
«Еще хуже бывает, — продолжал Сэм, — в те ночи, когда у мертвеца лицо Ориона. Орион был ворчун и зануда, как всякий неудачник, к тому же республиканских убеждений, но он был мой брат, и, возможно, в моих силах было его спасти».
Сэм остановился, перекатывая перо между пальцами. Он поднял глаза от бумаги и долго, пока не заболели глаза, глядел на светлеющий край неба на востоке. Потом окунул еще раз перо и продолжал писать.
«В памяти все так же свежо и страшно, как если бы это случилось не два года, а два дня назад. Я мог бы отбиваться от красноногих заодно с Орионом и другими ребятами. У меня же был «смит-и-вессон» седьмого калибра. Если бы я пустил его в ход, я спас бы жизнь Ориону либо погиб вместе с ним. И то и другое было бы почетно, но ни на то, ни на другое я не решился. В решающий момент я предпочел сдаться и отдать оружие, — один из красноногих еще смеялся, мол, это счастье, что я не стрелял, потому как от такой пули шкура портится будь здоров. И в подтверждение своих слов пальнул сначала в возничего, потом в кондуктора, потом в мистера Бемиса, потом в моего брата.
Когда Орион лежал при смерти, красноногий попытался застрелить и меня, но револьвер дал осечку, а я бросился бежать. Двое красноногих меня поймали, отняли часы, а потом отпустили, сказав, что миссуриец вроде меня для их дела выгоднее живой, чем мертвый. И я опять бежал, в очередной раз проявил трусость, уже и так для всех очевидную».
Сэм опять остановился.
Он вытер лоб рукой, перевернул страницу и вновь окунул перо.
«Я не в силах был спасти Генри, но Орион, достань у меня мужества, мог бы еще жить и жить, целый и невредимый, на Территории Невада. И я бы тоже не болтался здесь, в Блю-Спрингс, а жил бы себе припеваючи в горах Дальнего Запада, вместо того чтобы мыкать лихо в Западной Миссури.
Я остался в Миссури, чтобы искупить свой грех, но за два года ровно ничего для этого не сделал. Теперь, когда я оказался в графстве Джексон и присоединился к отряду полковника, мне, может быть, больше повезет.
В самом начале войны я провел три недели в отряде Мэрионских Разведчиков — ребят-добровольцев из моего графства. В партизанских действиях тогда ощущалось не больше нужды, чем в словаре птичьего языка. Это уже потом я пересек весь штат, оказался в Канзасе и столкнулся с красноногими. Уже потом я видел, как расстреливают в упор моего брата, как будто он — соломенная мишень.
Вот уже несколько недель я не получаю писем — ни от матери, ни от Памелы или Молли, хотя сам стараюсь писать им как можно чаще. Означает ли это, что они от меня отреклись, или их письма просто не доходят? Постараюсь разобраться в этом, когда покончу с нынешним делом, если только оно не покончит со мной».
Сэм положил дневник на землю и вытер о траву запачканные чернилами пальцы. Потом заглянул в баночку и увидел, что она почти пуста. Он решил не покупать чернил впрок, пока не станет ясно, что он проживет еще достаточно долго и сможет их использовать.
Солнце поднялось, и лучи его теперь били Сэму прямо в лицо. День обещал быть жарким. Из лагеря донесся еще один выстрел, за ним — опять вопль, на этот раз вполне жизнерадостный. Ребята проснулись и изготовились для дела.
Сэм сунул дневник в футляр, а его и все прочее — в седельную сумку. Он встал, потянулся и побрел назад, к лагерю полковника Квонтрилла.
Выйдя из рощи сикомор, Сэм увидел, что у палатки Квонтрилла собралась толпа человек в пятьдесят или шестьдесят. Палатка была открыта, и собравшиеся, хоть и держались на почтительном расстоянии, все норовили заглянуть и подслушать разговор, происходивший внутри. Позади толпы стоял Флетчер Тэйлор, почесывая редкую бородку.
— Доброе утро, Флетч, — приветствовал его Сэм, подходя, — как спалось?
Тэйлор покосился хмуро. — Ни к черту, по твой милости.
— Не стоит благодарности.
— Молчи, и так плохо слышно.
— А что слышно?
— Сам знаешь. Полковник готовит налет. Почти все ребята бьются об заклад, что на Канзас-Сити, но я ставлю деньги на Лоренс.
Сэм кивнул.
— Я слышал, что полковник задумал преподать урок Лэйну и Лоренсу еще в ту пору, как сам там квартировал.
Человек, стоявший впереди Тэйлора, оглянулся на них обоих.
— Я бы тоже не прочь проучить Джима Лэйна, — сказал он, — но я не сумасшедший, и полковник, надеюсь, тоже. От границы до Лоренса сорок миль, и синебрюхих там — что мух на дохлом оппосуме. Это чистое самоубийство.