Свершилось. Пришли немцы!
Шрифт:
Была сегодня в кино. В первый раз со времени войны. Видели чудесный фильм «Шведский соловей». Я получила истинное наслаждение от того, что это ничего общего не имеет с настоящим. Но было кое-что и ядовитое. В кинохронике показывали сбор урожая на Украине и (то), как теперь при немцах зажиточно живут русские крестьяне. И вдруг промелькнул на одну секунду немецкий солдат с записной книжкой, ведущий учет выхода зерна из-под молотилки. И идиллия сейчас же кончилась. Пахнуло милым и старым заготзерном и прочими советскими удовольствиями. Ну, какие же все-таки дураки…
НОЯБРЬ–ДЕКАБРЬ 1943
Мы в Риге. В настоящей загранице… Привезли нас сначала на какую-то пустую дачу, и мы все устроились на полу. Теперь мы имеем маленькую комнатушку в
Газета «За Родину» пережила два этапа развития. Первый, когда в ней владычествовал Игорь Свободин, псевдоним немца, ни слова не знавшего по-русски. Газета было просто нацистским листком и наполнялась бредом Свободина. Она совершенно не читалась и даже немцам, наконец, стало ясно, что вести газету по-прежнему нельзя. Игоря Свободина убрали. Появился новый штат сотрудников, русских. Газета добилась относительной независимости и скоро приобрела влияние среди русского населения. Газета выходит ежедневно. Тираж 80000 экземпляров. Номер стоит 5 пфеннигов. Но в некоторых областях, как Минск, Витебск, она продается из-под полы по 5 марок номер. Расходы, включая и гонорары сотрудников, составляют 2–3 тыс. [2–2,5 тыс.] марок. Доход [остальное] забирают немцы. Приятно сознавать, что газета не только не издается на деньги немцев, но еще и платит им. Т. е. немцы грабят нас, нищих. Но этим оплачивается наша независимость. Редактор Стенросс. Из Советского Союза. Он не профессионал…, но журналистская и редакторская хватка у него есть. Сотрудники люди разные. Основное разделение — люди с убеждениями и циники. Фашистов презирают и те и другие…Большинство сотрудников — люди независимые. Немецкая указка чувствуется слабо. Но не все можно писать, что хочется. Нельзя, например, ничего писать о Власовской армии, которая все больше и больше начинает обозначаться на нашем мрачном горизонте. Нельзя писать о национальной России. Но можно не писать того, чего писать не хочешь. Немцы не заставляют кривить душой, если не считать кривизной умалчивание. Немцы виноваты в наших умалчиваниях, но не в наших высказываниях.
Была в редакции и познакомилась со Стенроссом [Стенросом]. Мои статьи все печатаются. [5] И я очень довольна, что, наконец, имею возможность отвести душу. Все же нас не принуждают говорить то, чего мы не хотим. Мы не можем сказать всего, что мы хотим.Так, например, в статьях Лютова нет ни малейшего намека на антисемитизм или на преклонение перед немцами и Германией. Это не подвиг воздержания. Молчать никому не возбраняется. И если кто-либо из сотрудников позволяет себе антисемитские выпады (что случается очень редко), то не немцы в этом виноваты; если кто-либо низко кланяется перед немцами (тоже не часто), это дело его совести. Конечно, немцам нужно говорить со страницы газеты свое…Газета является боевым антибольшевистским органом. Немало места также посвящает(ся) вопросам русской культуры. В общем, газета настоящая, и редактор настоящий, и работа настоящая. Наконец-то мы до нее добрались! Спасибо нашим друзьям из СД.
5
Статьи выходили под одним из псевдонимов Поляковой — О. Кравич. ( Namenlos)
Сегодня получили страшное известие о гатчинцах. Мальчик, сын врача, о котором говорили, что он комсомолец, оказался членом какой-то национальной русской организации. Она шла против немцев и против большевиков. Его немцы расстреляли перед уходом. По доносу. А батюшку Гатчинского, о. Федора, повесили большевики.
Завтра еду в больницу. Мое здоровье совсем расхлябалось. Вешу 36 кг.
МАРТ–ИЮЛЬ 1944
Вчера выписалась из больницы. Дневника там не писала, но статьи и даже стихи писала. Зато много очень передумала. Наша дорога правильная и если бы пришлось еще раз начинать сначала, проделали бы то же самое и в том же порядке. Коля, бедняжка, ходил ко мне каждый день. Это только нужно себе представить. Вечер. Затемнение. Трамваи ходят плохо. Живем за городом в 3-х километрах от автобуса и трамвая. Голое поле. Печка в нашей комнате дымит невыносимо. Придет домой и топить не хочется — всё равно никакого тепла, а только дым и угар. Голодный. И вот — ходил. Не пропустил ни одного дня. В больнице врачи — латыши. Старого поколения. Русской культуры. Все говорят по-русски великолепно. Зато — молодежь не знает русского языка и совсем не хочет знать. Немцев ненавидят, но и русских теперь не меньше. После «освобождения» 39 года…
А старшее поколение ждет избавления от немцев. И никакими силами нельзя заставить их поверить, что они живут сейчас как в раю по сравнению с тем, что им принесут большевики. Что бы немцы ни делали с народами, как бы они ни были подлы, им далеко до большевиков. Никогда они не сумеют так зажать все духовные истоки народов, как эти. И мы будем с немцами до конца.
Опять волнующие слухи о генерале Власове. Армия-таки в самом деле организуется. Сегодня познакомились с пропагандистами из этой армии. Вот откуда веет свежим духом и свежим ветром. И мы приложим все усилия, чтобы попасть в эту армию. Но это не так-то просто делается. Ничего, как-нибудь перебьемся. Было бы только, для чего жить и стараться.
Пасха. Первая Пасха на полной воле. В смысле съедобного оформления она была более, чем скромной. Но какая приятная. Какая радостная. Был у нас сотрудник не редакции, а конторы, Кирилл Александрович. Совсем молодой человек. Старый эмигрант. Россию помнит только смутно. Но как он ее любит. Он принес мне яйцо, расписанное им самим. Пробыл у нас целый день. Какая прекрасная молодежь здесь!
Наконец мы переехали, в самую Ригу. И немедленно же зажили другой и полной жизнью. Масса знакомых. Живем в том самом гетто, из которого только недавно вывезли евреев. И это несколько омрачает [омрачняет] наше существование…
Познакомились с бездной замечательных людей. Особенно хороша староэмигрантская молодежь: Кирилл Александрович познакомил меня со стайкой девушек. Ну, до чего милы! И до чего по-настоящему русские! Как нам становится жалко нашу несчастную советскую молодежь. Девочки рассказывали нам о пережитом ими разочаровании в советских людях во время «освобождения» Латвии. Они встречали всех русских, как своих дорогих и любимых, а в ответ получали грубость и недоверие. Одна рассказывала, как они с подругой протянули букет цветов танкисту и тот грубо сказал: мы пришли сюда не за вашими цветами. Они обе плакали из-за его грубости. И так было на каждом шагу. Они недоумевают и до сих пор. Некоторые, например, никак не хотят поверить ничему дурному о Советской России и на наши рассказы говорят, что все это «пропаганда». Не дай Бог им на деле узнать эту «пропаганду».
Около нас сплотилась группа очень стойкой молодежи. Особенно хороши две девушки и два паренька. Руководит ими, по-видимому, Кирилл Александрович, но он очень скромный. Какую работу они ведут, так просто диву даешься. Хорошо, что мы, наконец, переехали в город. Сейчас же и люди нашлись. Еще никогда не жили такой полной и такой насыщенной жизнью.
В редакции появилась новая сотрудница. То ли на правах секретаря редакции, то ли еще на каких-то. Очень молодая, умница, сухая и … настроенная явно пронацистски. Она пишет очень умные передовицы, но в них часто стали мелькать пронемецкие настроения и это возмущает наиболее идейную часть сотрудников. Влияние она имеет очень большое, поэтому я перестала печататься. Т. е. меня перестали печатать. Она живет в нашем же доме и приходит к нам часто по вечерам для разговоров. Так как я не скрываю своих власовских симпатий и демократизма, то результаты естественные…