Сверстники
Шрифт:
Она всплеснула руками. Пенни и Джоди прошли в ворота и направились на задворки. Она следовала за ними, причитая.
– Подвесим тушу на перекладине, сын, – сказал Пенни. – Чтоб не достали собаки.
– Скажите же мне, – продолжала матушка Бэкстер, – скажите же мне хотя бы, как могло статься, что её убили, растерзали на клочки прямо у меня под носом?
– Это сделал Топтыга, ма, – ответил Джоди. – Следы его, это точно.
– А собаки-то, собаки были дома и спали?
Все три собаки были уже тут как тут и принюхивались к свежему запаху крови. Она бросила в них палкой.
– Ах
– Ещё не родилось собаки ловчее этого медведя, – сказал Пенни.
– Ну хоть бы залаяли!
Она бросила в них ещё палку, и собаки понуро пошли прочь.
Наконец всем семейством они направились к дому. Джоди под шумок сразу прошмыгнул на кухню: запах еды был невыносим. Но никакое расстройство не могло помешать матушке Бэкстер следить за тем, что делает сын.
– Ну-ка, назад! – окликнула она его. – Отмой сперва свои грязные руки.
Он присоединился к отцу у лотка для умывания. Завтрак ждал на столе. Матушка Бэкстер сидела, горестно покачиваясь всем телом, и не притрагивалась к еде. Джоди навалил себе полную тарелку. На завтрак была каша из кукурузной сечки с подливкой, горячие оладьи, пахтанье.
– Ну хоть теперь поедим сколько-то мяса, – сказал он.
Мать круто повернулась к нему:
– Теперь-то поедим, а зиму без мяса сидеть будем.
– Я выпрошу у Форрестеров свинью, – сказал Пенни.
– Ну да, и будешь в долгу перед этими негодяями. – Мать снова запричитала: – Проклятущий медведь!.. Я бы ему показала!
– Я скажу ему это при встрече, – незлобливо вставил Пенни, не переставая набивать желудок.
Джоди громко расхохотался.
– Чего ещё от вас ждать, – сказала она. – Только бы потешаться надо мной.
Джоди потрепал её по руке.
– Я просто подумал, ма, как бы это выглядело – ты сцепившись с Топтыжкой.
– Бьюсь об заклад, мать победила бы, – сказал Пенни.
– Никто, кроме меня, не принимает жизнь всерьез, – пожаловалась она.
Глава четвертая
Пенни отодвинул тарелку и встал из-за стола.
– Ну что ж, сын, дневной урок ждёт нас.
У Джоди упало сердце. Опять мотыжить…
– Сегодня мы, очень даже может статься, достанем этого медведя.
Снова выглянуло солнце.
– Сходи за моей сумкой для дроби и пороховым рогом. И рог с трутом тоже принеси.
Джоди вприпрыжку побежал исполнять приказание отца.
– Ишь запрыгал, – сказала мать. – Как мотыжить, так улитка улиткой, а скажи: «Пойдём на охоту», так враз станет юркий, что твой угорь.
Она достала из кухонного шкафа одну из немногих банок варенья, которые у неё ещё оставались, намазала вареньем не съеденные за завтраком оладьи, завязала их в узелок и положила в котомку Пенки. Потом собрала остатки лепёшки из сладкого картофеля, отложила кусок для себя и, завернув их долю в бумагу, отправила туда же. Она ещё раз взглянула на кусок, который приберегла для себя, и решительным движением сунула его в мешок.
– Не ахти какой обед, – сказала она. – Да и вы, может, скоро будете обратно.
– Не ищи нас, заявимся сами, – сказал Пенни. – Да и не бывало такого, чтобы человек помер с голоду в один день.
– Послушать Джоди, – ответила она, – так он помирает с голоду уже час спустя после завтрака.
Пенни закинул за плечо котомку и рог с трутом.
– Возьми большой нож, Джоди, и поди отрежь лоскут мяса побольше с хвоста аллигатора.
Мясо, закопчённое на корм собакам, висело в коптильне. Джоди подбежал к тяжёлой деревянной двери и распахнул её. В коптильне было сумрачно и прохладно, пахло копчёной свининой, пол и стены запорошены золой от сгоревшего орешника. Балки, утыканные гвоздями с квадратной головкой, служившими для подвешивания мяса, были теперь почти совсем пусты; лишь три тощих, сморщенных окорока да два куска грудинки висели на них. Рядом с копчёным мясом аллигатора свисала вяленая оленья нога. Старый Топтыга произвёл в хозяйстве форменное опустошение. К осени Бетси наполнила бы коптильню своим пухлым потомством. Джоди отсёк ножом кусок мяса аллигатора. Оно было сухое, но нежное. Он коснулся его языком. Мясо было приятно солоноватое на вкус. Он вернулся на двор к отцу.
При виде старой, заряжаемой с дула шомполки Джулия залилась радостным лаем. Рвун выскочил из-под дома и присоединился к ней. Резвуха глупо махала хвостом, ничего не понимая. Пенни по очереди похлопал собак.
– Посмотрим, какие вы будете резвые к концу дня, – сказал он. – А ты, мальчуган, надевай-ка лучше башмаки. Дорога будет негладкой.
Всякая отсрочка была невыносима. Джоди бросился к себе в комнату, вытащил из-под кровати тяжёлые башмаки из воловьей кожи, сунул в них ноги и сломя голову побежал за отцом, словно вся охота могла пройти и закончиться до того, как он догонит его. Старая Джулия вприскочку бежала впереди, уткнувшись своим длинным носом в медвежий след.
– А след не остынет, па? Ты не боишься, что он уйдёт слишком далеко и мы не сможем его догнать?
– Пускай уходит, мы догоним его наверняка, ежели не станем тревожить его раньше времени и дадим ему залечь. Медведь, когда слышит за собой погоню, бежит куда шибче, чем ежели он думает, что может спокойно шастать и кормиться в своих угодьях.
След шёл дубняком на юг. Крупные комковатые отпечатки медвежьих лап четким узором прорисовывались на песке, ещё влажном после вчерашнего дождя.
– Ну и здорова лапа, бочка, а не лапа, – сказал Пенни.
Дубы кончились внезапно, словно их сеяли от руки и в мешке больше не оказалось семян. За ними начиналась низина, поросшая крупными соснами.
– А какой он величины, па? Большой?
– Большой. Он ещё не в своём весе, желудок-то у него после спячки спавшись и пустой. А ты погляди на след. След изрядный, весь он в нём виден. А ещё, примечай, он сзади поглубже будет. И олений след тоже такой бывает. Что олень, что медведь, когда жирный да тяжёлый, так вот и ступает с провалом. Лёгонькая олениха или там годовалый олешек идут ровно на цыпочках, только передок копытец у них и увидишь. Ну, а этот – будь спокоен – большущий.