Сверстники
Шрифт:
– Здравствуй, – сказал Джоди.
– У меня есть детёныш енота, – сказал Сенокрыл.
Он всегда был с новым любимцем.
– Пойдём посмотрим?
Сенокрыл повёл его за дом к ящикам и клеткам, служившим жилищем его птицам и зверям, состав которых постоянно менялся.
– Мой орел умер, – сказал Сенокрыл. – Он был слишком дикий и не мог жить в неволе.
Пара чёрных болотных кроликов не была для Джоди в новинку.
– Они не хотят заводить детёнышей, – пожаловался Сенокрыл. – Я хочу отпустить их.
Чёрная белка совершала свой нескончаемый бег по спицам колеса.
– Хочешь, я
Надежда зародилась и умерла в груди Джоди.
– Мать не разрешит мне держать зверька.
Его сердце щемило тоской по белке.
– А вот енот. Жулик, ко мне!
Между узкими планками просунулся чёрный нос, показалась крошечная чёрная лапа, словно ребёнок протягивал руку. Сенокрыл поднял защёлку и достал енота. Зверёк прильнул к его руке и издал странный стрекочущий звук.
– Можешь подержать его. Он не укусит.
Джоди прижал к себе енота. Пожалуй, никогда ещё не доводилось ему видеть и трогать такое чудесное существо. Серый мех зверька был мягкий на ощупь, как фланелевая ночная рубашка его матери, а заострённая мордочка казалась словно в маске от чёрной полосы, проходившей поперёк глаз. Хвост у енота был пушистый, в красивых тёмных кольцах. Зверёк тихонько покусывал ему руку, затем снова издал свой стрекочущий крик.
– Он просит соску с сахаром, – с материнской нежностью сказал Сенокрыл. – Давай возьмём его в дом, пока нет собак. Он страшно боится собак, но он привыкнет. Он не любит, когда кругом шум и суета.
– Из-за чего вы дрались, когда мы приехали? – спросил Джоди.
– Я тут ни при чем, – ответил Сенокрыл с презрением. – Это всё они.
– А что было?
– Одна из собак намочила прямо посреди комнаты. Ну, и они не могли дотолковаться, чья это собака.
Глава шестая
Енот жадно сосал соску. Он лежал на спине, в ложбинке между рукой и боком Джоди, крепко сжимая в передних лапах набитую сахаром тряпку и блаженно закрыв глаза. Его маленькое округлое брюшко было уже полно молока, и вскоре он бросил соску и закопошился, пытаясь высвободиться. Джоди посадил его себе на плечо. Енот ворошил его волосы, шарил своими маленькими беспокойными лапами по его шее, ушам.
– Его лапы никогда не знают покоя, – сказал Сенокрыл.
Из тени за очагом раздался голос папаши Форрестера. Джоди и не заметил его, так тихо тот сидел.
– Я держал енота мальчишкой, – сказал он. – Два года он был ласковый, что твой котёнок. А потом в один прекрасный день возьми да выхвати у меня кусок ноги. – Старик сплюнул в огонь. – Этот тоже, как вырастет, будет кусаться. Такая уж у них повадка.
Матушка Форрестер вошла в дом и занялась своими горшками. Сыновья гурьбой повалили за ней: Бык и Мельничное Колесо, Говорун и Тюк, Дуга и Лем. Джоди озадаченно глядел на высохшую, сморщенную пару, взрастившую этих громадных людей. Все они были почти на одно лицо, кроме Лема и Говоруна. Говорун был покороче других и не блистал умом. Лем один из всех был чисто
Пенни Бэкстер вошёл в дом, совсем незаметный среди них. Папаша Форрестер продолжал рассуждать о повадках енотов. Никто, кроме Джоди, не слушал его, но старик упивался собственными словами.
– Этот енот вырастет величиною с собаку. И тогда он задаст дёру любой собаке во дворе. Енот для того и живёт, чтобы задавать дёру собаке. Он ляжет на спину в воде и может драться с целой сворой собак. Он будет топить их одну за другой. Ну, а кусаться, так он и мёртвый кусает напоследок.
Джоди разрывался между желанием послушать старика и интересом к тому, о чём говорят остальные Форрестеры. Он с удивлением увидел, что отец продолжает бережно держать на руках никчемную собачонку. Пенни пересёк комнату.
– Здравствуйте, мистер Форрестер. Рад вас видеть. Как ваше здоровье?
– Здравствуйте, сэр. Я ничего, совсем ничего, ежели взять в соображение, что я уже своё отжил. Сказать правду, так мне бы полагалось давно помереть и быть на том свете, да я всё откладываю. Похоже, на этом мне привычней.
– Садитесь, мистер Бэкстер, – сказала матушка Форрестер.
Пенни взял стул и сел.
– Что с собакой, хромая? – через всю комнату выкрикнул Лем.
– Да нет. Такого не замечал, чтобы хромала. Просто не мешает держать её подальше от зубов ваших псов.
– Ценная, да? – спросил Лем.
– Эта – нет. Эта и понюшки табаку не стоит. Не вздумайте просить, чтобы я её оставил, когда поеду от вас, она гроша ломаного не стоит.
– Уж больно ты трясёшься над ней, коли она такая никудышная.
– Это верно.
– Ты ходил с нею на медведя?
– Я ходил с нею на медведя.
Лем подступил к Пенни вплотную, тяжело дыша на него с высоты своего роста.
– Чутьистая? Выставляет медведя?
– Нет, собачонка совсем никудышная. Самая никудышная из всех медвежатниц, какие у меня были.
– Впервые слышу, чтобы человек так хаял свою собаку, – сказал Лем.
– Она красивенькая, что верно, то верно, – сказал Пенни. – За вид-то её, наверно, многие бы взяли, да только чтобы продать – нет, не хочу я вам внушать ничего такого, потому как вы сами же будете обмануты и надуты.
– Уж не рассчитываешь ли ты поохотиться малость на обратном пути?
– Что же, человек никогда не забывает об охоте.
– Чудно это – взять с собою собаку, от которой ни толку, ни проку.
Форрестеры переглянулись и замолчали. Их чёрные глаза были прикованы к дворняжке.
– И собака никуда не годится, и моя старая шомполка тоже, – сказал Пенни. – Вот незадача.
Шесть пар чёрных глаз запрыгали по стенам дома, на которых было развешано оружие. На взгляд Джоди, его было столько, что хватило бы укомплектовать целую оружейную лавку. Форрестеры хорошо зарабатывали на торговле лошадьми, на продаже оленины и самогоноварении. Ружья они покупали так, как другие покупают муку или кофе.
– Я ещё ни разу не слыхал, чтобы тебе не удалось добыть мяса, – сказал Лем.