Свет гаси и приходи
Шрифт:
Невероятно.
Так хреново ему еще не было. Столкнувшись с трудностями Матвей, как правило, закусывал удила и во что бы то ни стало доводил дело до конца. А сегодня он не мог придумать никакого выхода из этой дебильной, по сути, ситуации.
Матвей не становился полицейским, он им родился. Свою работу он видел в наведении порядка и любил это больше всего на свете. Эта страсть и привлекла его к безнадежному "висяку" о пропавших людях, кажущаяся неразрешимость дела только раззадорила его и он вцепился в это дело как клещ. Ночами не спал, просиживал то в архиве, то в хранилище вещественных
К "ведьмам" как его снисходительно называли остальные. "Экстрасексам". Господи боже, за что?
Матвей сопротивлялся как лев, рвал и метал, но все начальники, хорошие знакомые и добрые друзья, только разводили руками и многозначительно показывали взглядом в потолок, для убедительности еще и тыча туда же пальцем — распоряжение сверху, друг, рады бы что поделать, да ничего не сделаешь.
"Лучше бы уволили", — думал Матвей, пробираясь по забитой пробками утренней Москве. В другое время он бы и уборщиком согласился быть, лишь бы в полиции. Но этот перевод был еще хуже чем разжалование.
Из всех отделений отправить его в самое бессмысленное и унизительное.
В сухом вежливом сообщении, которое пришло к нему на электронную почту в конце дня, сотрудник отдела кадров передала просьбу Яна Погодина (которого между собой часто называли "Белый" за седые волосы и светлые глаза), в которой он просил "непременно явится к 10 часам по указанному адресу". Так и написал "непременно". Матвей уже по сообщению понял, что будущий начальник — чудик каких мало. Это только больше злило.
Матвей приехал на место раньше всех и не обнаружил никаких привычных символов расследования — не суетились спецы, не было фотографов не шуршали пакетиками сборщики вещественных улик. Было пусто как в склепе, только заградительная лента была на месте и охранник стоял, чтобы никого не пущать. И все. Расследование блин.
У словоохотливаого охранника Матвей выяснил, что огороженное здание — театр, уже шесть лет как находился на реставрации и здесь вроде бы как пропали три человека. Ветхий храм драмы снаружи выглядел заброшенным и ничуть не загадочным. Старичка было жаль, как смутно жаль бывает заросшую сорняками могилку и покосившийся ржавый крест за кривой оградкой.
По старой привычке, опасаясь затоптать следы, Матвей не стал заходить в здание, пока не прибыли двое. Первым шел Белый — при виде нового начальника Матвей не испытал ничего кроме смутной тоски. Не похож он был на нормальных полицейских. Слишко высокий и тонкий, слишком лощеный. Кукла, а не человек, статуя. Следом за ним шла маленькая девушка зачем-то волочащая за собой чемодан на колесиках. Ее Матвей никогда не видел прежде в полиции и решил, что Белый прихватил свидетеля.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался Белый, — Калинин, верно?
Матвей кивнул.
Девочка с интересом посмотрела на него и приветливо кивнула.
Белый больше ничего не сказал: не прозвучало ни короткой реплики о погоде, ни монолога для введения в курс дела. Они втроем молча зашли в театр.
Фонарь-прожектор
У ямы Белый остановился и спросил девочку:
— Где, как думаешь?
У Матвея сложилось странное впечатление, будто бы Белый прекрасно знает ответ на свой вопрос, а девочку проверяет. Но тогда она вовсе не свидетель, и Матвей потерялся в догадках что же она тогда делает на месте преступления.
— Туда, — девочка оставила свой чемоданчик и взлетела по лесенке на сцену. Там она наклонила голову и пошла аккуратно, будто бы обходя что-то, хотя видимых препятствий Матвей не увидел.
"Ну начались обезьяньи пляски" — обреченно подумал он. Похожее он уже видел по телевизору — нелепо одетые люди с пафосными и тревожными выражениями на лицах, неубедительно делали вид что соприкасаются с какими-то "потусторонними" силами.
Девочка указала на разрисованный задник, ограничивающий сцену от закулисья. На ней было небрежно, но не без изящества изображено черным голое дерево.
— Здесь, — сказала она, — Я видела как они пропали перед этим.
Матвей не ослышался, девочка сказала "пропали". Это было неправильно. В его понимании люди исчезали определенными способами: сбегали сами, их похищали с автостоянок, некоторых убивали, и прятали трупы в труднодоступных местах, и все это означало что нельзя было назвать конкретного места где человек "исчезает".
Это противоречило здравому смыслу.
Очевидно, картина мира этих двоих сильно отличалась от его, поскольку Белый не стал возражать, а наоборот, спросил:
— Как это было?
— Они растворились. Как дым, — ответила девочка. — Только не пойму как и… здесь что-то странное творится с духами.
"Духи", — тупо повторил про себя Матвей. Она сказала "с духами". Прелестно. Интересно, когда в дело пойдет бубен?
— Объясни?
— Здесь просто никого нет. Стерильно как в операционной.
— И отчего оно так, как думаешь?
— Не знаю. Может это никак не связано с происшествием, может они ушли раньше. А может пропали вместе с теми людьми.
Матвей не сдержался и громко фыркнул. Принятая им доза абсурда была слишком велика чтобы продолжать это терпеть молча.
Девочка бросила на него удивленный взгляд, а Белый посмотрел с большим интересом:
— Тебе есть что добавить? — живо спросил он.
— Ох ну что вы. Куда уж мне. У меня фантазии не хватит, — ответил Матвей, изрядно доведенный до точки. Вообще он никогда не грубил ни коллегам ни начальству, субординацию понимал как следует, но этот цирк просто вывел его из себя. Сегодня им были пройдены все невиданные ранее границы терпения и клокотавшие внутри злость и досада искали немедленного выхода. Неужели правительство правда оплачивает "работу" этих ненормальных?