Свет луны
Шрифт:
Во время этой оргии произошло нечто такое, что полностью уничтожило все представления Неомы о приличиях. Одна дама, сидевшая неподалеку, вдруг громко произнесла:
— Я хочу справить нужду!
Мгновение Неома сомневалась, правильно ли поняла она эту даму. Неома не могла допустить, что женщина способна вести себя столь непристойно, особенно в присутствии мужчин. Но когда эта дама встала и, шатаясь, направилась к двери, Неома поняла, что это прекрасная возможность для нее уйти отсюда.
— Я пошла спать, — прошептала она Перегрину, но он не услышал ее.
Поспешно выйдя из зала и оказавшись в коридоре, Неома без оглядки побежала,
Медленно раздевшись, она произнесла вечернюю молитву, вспомнив свою мать и умоляя помочь ей спасти Перегрина.
«Он такой еще юный, неопытный, мама! — молила Неома. — Маркиз и его друзья оказывают дурное влияние на Перегрина. Ведь может так случиться, что он станет думать, что следует вести себя так, как ведут себя все эти развратные джентльмены. Я уверена, папа никогда… никогда так не повел бы себя!»
Уже в постели Неома подумала, что ей трудно будет заснуть. Перед глазами возникали образы полуобнаженных дам и целовавших их кавалеров. Но Неома очень устала, тем более что накануне ночью ей пришлось спать всего несколько часов из-за подготовки к этой поездке, поэтому вскоре она заснула так крепко, что даже не видела снов…
Сквозь занавески пробивался рассвет. Она встала с постели и подошла к окну. Отодвинув занавеску, Неома посмотрела в окно и призналась себе, что, каким бы ужасным ни был Сит изнутри, внешне он был прекрасен.
Ранние солнечные лучи делали золотистой зеркальную гладь озера, по которой плавали величавые лебеди. В парке под деревьями были заметны следы оленя. Очевидно, оленей здесь было много. Зеленые газоны, цветочные клумбы и кустарники под уклоном спускались к озеру и пестрели многообразием красок.
Было около шести часов. Неома подумала, не пойти ли ей прогуляться и насладиться красотой Сита. На скачки все поедут только в полдень. Она была уверена, что после ночной оргии гости слишком устали и многие из них чувствуют себя плохо.
Интересно, что с Перегрином? Наверняка ему очень плохо. Ему всегда бывает плохо, когда он выпивает лишнего. Неома ненавидела маркиза за то, что он пригласил Перегрина и Чарльза на это отвратительное зрелище, заставив вести себя подобно животным.
«Я совершенно права в том, что маркиз превратил всех в свиней, — подумала Неома. — Но зачем? Зачем ему все это надо?»
Без сомнения, маркиз был единственным человеком за столом, кроме нее самой, чье поведение было приличным. Она подозревала, что маркиз выпил совсем немного. Он сидел и молча смотрел на разврат, царивший в зале, так, будто был на просмотре спектакля.
«Как это ужасно и отвратительно!»— подумала опять Неома, вспомнив о Перегрине.
Сейчас у нее было лишь одно желание — быстрее выйти на свежий воздух. Поэтому, умывшись, она совсем забыла накраситься. Но сначала надо было убедиться, что с Перегрином все в порядке. Открыв дверь, соединявшую их комнаты, она услышала храп. В комнате стоял запах перегара. Такого прежде с ним никогда не случалось, даже когда он изрядно выпивал. Занавески
Подойдя ближе к брату, Неома посмотрела на его лицо. Даже в полутьме она заметила, что он был бледен, под глазами темнели синяки. Галстук был смят, а вечерняя рубашка, которую тщательно отстирывала и утюжила Неома, залита портвейном. На вечерних панталонах также оказались следы от вина.
Неома вздохнула. Ей хотелось сразу же замочить рубашку и попытаться отстирать пятна от вина. Вряд ли у нее будет возможность в ближайшее время купить ему новую. Но она понимала, что беспокоить сейчас Перегрина не стоит. Она жалела брата. Для нее он был совсем еще мальчиком, легкоранимым и слабым.
«Надо поговорить с ним, чтобы мы как можно быстрее уехали из этого страшного места», — говорила себе Неома, однако понимала, что лучше подождать с этим разговором, пока он не придет в себя.
Подняв с пола фрак, она повесила его на спинку стула и вышла из комнаты. Неома была уверена, что ни с кем не встретится по дороге, поэтому не стала надевать капор. У себя в поместье она любила гулять без головного убора, чтобы лучше ощущать утреннюю прохладу. Сейчас ей очень захотелось освежить голову, заглушить страх и беспокойство, мучившие ее с вечера.
Быстро пройдя по коридору, она спустилась по лестнице. Двери парадного вестибюля были открыты.
Очевидно, слуги уже занимались уборкой после ночной оргии. Помнится, мать Неомы говорила, что в больших домах слуги встают очень рано. Поэтому, увидев лакеев с подносами, уставленными пустыми бокалами, и служанок, чистивших ковры, она не удивилась. Однако слуги изумленно посмотрели на нее, когда она прошла мимо и поздоровалась.
Выйдя во двор, девушка вдохнула полной грудью прохладный воздух и почувствовала себя так, как будто вырвалась из плена. Сначала Неома хотела пойти к озеру, но передумала, опасаясь, что кто-нибудь из гостей маркиза, а может быть, он сам могли увидеть ее из окна и удивиться такой ранней прогулке. Она посмотрела в сторону западного крыла здания и решила, что там должны находиться конюшни. Несколько раз она бывала с отцом в больших поместьях, где конюшни располагались недалеко от основного здания. Посещение конюшен всегда заканчивалось тщательным осмотром хозяйских лошадей.
Неома прошла к западному крылу дома и, повернув за угол, оказалась под сводчатым проходом. Он был сделан из такого же камня, что и основное здание, и увенчан гербом маркиза. Сквозь арку были видны две длинные постройки, расположенные по обе стороны вымощенного булыжником двора. Из-за полуоткрытых дверей доносилось тихое ржание.
Неома восхищалась лошадьми. Еще с детства она умела ездить верхом. Перегрин был лучшим наездником, но девушка все же не боялась состязаться с ним. Когда Неоме было только девять, она впервые отправилась с отцом на охоту. Она была бесстрашной девочкой, и скоро ей подарили пони. Неома помогала отцу и на тренировочной площадке, и в конюшнях. Часто она ездила с ним на охоту. Матери не нравилось, что дочь буквально не слезает с лошадей, однако отец подбадривал Неому и говорил, что она так же хорошо держится в седле, как и он сам. И эти слова отца были лучшей похвалой для Неомы.