Свет любви
Шрифт:
Стук закрывшейся двери окончательно разбудил ее, и глаза Элизы расширились от внезапной тревоги. Она застыла, словно покрытая снегом, как ветка дерева зимой. Она никогда еще не видела у Брайана такого взгляда, свирепого и решительного, но вместе с тем никогда не замечала в его сине-черных глазах такого желания. Это игра тени и света, убеждала она себя, это зимний сон: и его взгляд, нежный и жаждущий, и сама высокая фигура воина…
Он думал о том, что наяву Элиза так же нежна, невинна и лукава, как колдунья из его снов. Услышав его шаги, Элиза замерла, стоя на коленях и закутавшись в одеяло, а затем, изумленная его неожиданным появлением, выпустила
Не к другому мужчине, а к нему.
С хриплым криком он бросился к ней. Одежда исчезла с его тела с поразительной легкостью, словно во сне, и он оказался рядом, сливаясь с ней в объятиях. Брайан вкладывал в свои объятия всю силу и нежность. Он невольно содрогнулся, когда она ответила на страстный поцелуй, нежно лаская языком его рот, запуская пальцы в его волосы, скользя руками по плечам, спине, ягодицам. Она была горячей и трепещущей, она двигалась медленно, страстно, шепча неразличимые, но пылкие слова. Руки Брайана жаждали обвить ее целиком, губы стремились поглотить ее губы. Их поцелуй стал яростным, стоны, напоминающие рыдания, вырвались из горла Элизы. Брайан приподнялся и вошел в нее, содрогаясь от силы головокружительного, невыносимого наслаждения. Казалось, их окружило пламя, разгораясь еще ярче, заглушая своим шумом зимний ветер.
Сколько раз он обнимал ее! Однако каждый раз чувствовал себя так, словно делал это впервые. Он взбирался на недосягаемые вершины блаженства, его душа парила высоко в небе, рядом с палящим солнцем, а тело разрывалось от наслаждения, о котором прежде Брайан и не подозревал. Она извивалась под ним, горячая, как падающая звезда; лето вокруг них вновь превращалось в зиму, но прекрасную зиму, наполненную хрупким очарованием прохладных, тонких хлопьев.
Он молчал, обнимая ее. Когда она хотела заговорить, он прижал палец к ее губам. Она свернулась клубком, вновь превратившись в лукавую и невинную плутовку, бесконечно таинственное создание. На время он был удовлетворен и начал засыпать.
Но время стало его врагом. Брайан внезапно проснулся, целуя видение из своих снов, возбуждая ее медленной пляской пальцев по коже. Пронзительный ветер дул за стенами дома, но никто не слушал его, в спальне сияло солнце.
Когда они вновь улеглись рядом, насытившиеся и удовлетворенные, она уже не пыталась говорить, только прижималась к его плечу.
Он позволил ей задремать, очарованный ее радостью. Даже в глубоком сне на ее губах играла лукавая улыбка, и, увидев ее, Брайан понял, что любит Элизу. Больше, чем дарованные ему титулы, земли, больше, чем саму жизнь.
Он поднялся и начал одеваться. Промокшие туника и плащ холодили тело. Он не сводил глаз с Элизы, отчаянно жалея о том, что должен уезжать. Она подложила руку под щеку. На пальце блеснул сапфир, и Брайан вздохнул, увидев его.
Он был глупцом. Он потерял свою душу, а она решила никогда не возвращать ее обратно. Она его никогда не простит. А ему придется возвращаться к королю…
Брайан не позволил себе поддаться этим мыслям. Эта ночь стала сном, паутиной
Он не хотел разрушать эту хрупкую красоту.
С любовью он взглянул ей в лицо, и его сердце затрепетало от радости, словно Элиза узнала об этом.
С мучительным стоном, идущим из самой души, Брайан повернулся и вышел.
Наступал рассвет.
Аларих ждал его внизу. Они быстро переговорили, управляющий торопливо приготовил завтрак из хлеба и холодного мяса, подогрел вино и проводил хозяина в путь.
Брайан помчался прочь — черный рыцарь на вороном жеребце, взметающем ослепительно-белый снег.
Глава 21
Если бы Аларих не заверил ее в том, что герцог действительно приезжал домой, Элиза могла бы счесть волшебную ночь грезой. Она так страстно желала мужа, что тот появился неведомо откуда.
Но к концу марта, независимо от слов Алариха, она поверила в то, что видела не призрак, а Брайана из плоти и крови: она забеременела и радовалась этому. Ночь, которую Брайан провел на Корнуолле, изменила Элизу по самой простой причине: она смогла признаться себе, что любит его.
Однако это признание не сделало ее счастливой, ибо Элиза не знала, когда вновь увидится с мужем. Она не представляла себе, какие неожиданности могут подстерегать его в походе: смерть или другая женщина. Но после возвращения Элиза без колебаний намеревалась предложить Брайану оливковую ветвь мира. Прошлое для нее уже не имело значения.
Потому что он приехал к ней. По заснеженным полям, через замерзшие реки, он проделал многомильный путь, лишь бы оказаться с ней рядом.
Элиза ощущала, что перестает даже злиться на Гвинет. Она уже убедилась, что Гвинет солгала, пытаясь любыми способами привязать к себе Брайана. Теперь Гвинет могла придумывать что угодно, — Элиза знала, что будет только улыбаться в ответ на ее слова, уверенная в глубине своих чувств. Пусть это было глупо, но она любила Брайана Стеда. Он был ее мужем, и она будет верной ему, если Господь позволит им увидеться еще раз.
Ребенок заменил для Элизы весь мир — наследник Брайана, его долгожданное дитя. Приближающееся материнство преобразило ее. Элиза подозревала, что женщины — и она в том числе — удивительно странные существа. Она чувствовала себя повзрослевшей, мудрой, она любила хрупкую жизнь внутри себя с такой силой, с какой позволяла себе любить мужа. Элиза прилагала все усилия, чтобы как можно лучше есть, пила теплое козье молоко, а по вечерам легко засыпала с улыбкой на губах, ибо теперь она могла подарить Брайану нечто драгоценное для них обоих. Иногда по ночам, в тишине своей спальни, она прикасалась к своему еще плоскому животу и шепотом беседовала с ребенком. Она решила, что будет мальчик, — разве не хотят все мужчины иметь сыновей? И Элиза объясняла нерожденному ребенку, что он сын величайшего из рыцарей христианского мира, что в его жилах течет королевская кровь.
Дождавшись до начала апреля, чтобы убедиться, она отправила посыльного через Ла-Манш, веля ему разыскать войско Ричарда, где бы оно ни было.
Зима не желала отпускать землю из своих цепких объятий. Едва утихнув в марте, в апреле вновь задули холодные ветры. Налетел буран, как зимой, и во время этого бурана Элизу разбудил шепот Джинни, которая звала ее спуститься в зал, к Алариху.
Управляющий ждал Элизу в зале и был весьма озабочен: к дому через заснеженную долину с трудом пробиралась горстка путников.