Свет мира
Шрифт:
— Значит, вы думаете, что Бог не захочет помочь мне, пастор Брандур? — спросил Оулавюр Каурасон.
— Я не считаю, что такая возможность совершенно исключена, может быть, это и произойдет в свое время. Ведь научился же ты говорить мне «вы» и обращаться как подобает. — Пастор встал и показал в окно: — Видишь вон ту женщину? Это Бродяжка Хатла. Она рожала детей от многих мужчин. Помоги ей прополоть мой огород, получишь на обед тарелку супу.
— Говорят, если носить в кармане лугового конька, то разбогатеешь, — пробормотала Бродяжка Хатла, не поднимая головы.
Вновь прибывший не понял и смущенно переспросил:
— Что, что?
Дождь все еще моросил,
— Они подбирают даже собачье дерьмо, — продолжала Бродяжка Хатла, — кладут его в карман, а сами приговаривают: «Авось когда-нибудь да сгодится». Но сколько бы они ни копили, ни скряжничали, ни отказывали себе в самом необходимом, все равно они не сделаются богаче, чем мелкий воришка, промышляющий в рыбных сушильнях, не говоря уже о тех, кто крадет что попало на берегу.
— По-моему, ты немного преувеличиваешь, добрая женщина, — сказал юноша, выпрямляясь — у него уже заболела спина. — Во всяком случае, мне не верится, что человек может быть настолько скупым, что будет подбирать с дороги собачье дерьмо и набивать им карманы.
Женщина перестала полоть, посмотрела с удивлением на юношу и спросила:
— Откуда ты здесь взялся?
Она дала ему мешок постелить на землю под колени и показала, как надо выдергивать сорняки. Сперва она держалась с ним довольно холодно, так как не знала, что он за человек, но, когда он рассказал ей свою историю, она мало-помалу прониклась к нему сочувствием.
— Горемыка ты несчастный, — сказала она ему. — Уж лучше бы ты еще год пролежал на своем чердаке.
— Надеюсь, что со временем у меня все-таки появится какая-нибудь крыша над головой, — мужественно сказал он. — А постепенно я, может быть, приобрету и кое-какую одежду.
На это женщина ничего не ответила, и мысли юноши перенеслись ко всяким роскошным вещам, которые он надеялся со временем приобрести.
— А еще может случиться, — сказал он громко, — что где-то отыщется важный господин, который захочет позаботиться о человеке, попавшем в беду, и поможет одинокому юноше выйти в люди.
— Всякое бывает, — сказала женщина, взглянув не без жалости на юношу и продолжая полоть. — А только, — прибавила она, — говорят: кто ляжет спать с собакой, встанет с блохами.
— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать, — возразил скальд. — Разве мы с тобой говорили о собаках? Я сказал «важный господин». Неужели ты никогда не слышала о важных господах, про которых говорится в знаменитых книгах?
— Нет, — ответила она.
— Да что ты? — удивился он. — Вот странно. По-видимому, это был как раз один из тех печальных случаев, когда два человека решительно не понимают друг друга.
— Знаешь, мой мальчик, — сказала женщина после некоторого молчания, — я в жизни не очень-то много читала. Зато я жила в двенадцати приходах и родила девять человек детей. Может быть, об этом и забыли написать в книгах, но я могу сказать тебе, если ты никогда не слыхал об этом раньше, что детей моих, всех до одного, смешали с грязью, едва они появились на свет Божий. И я никогда не слыхивала про важных господ, о которых ты говоришь; может, они и есть, но только в книгах, а в наших краях про них ничего не известно. Важные господа, с которыми мне довелось познакомиться, все как один ценили пресмыкающихся негодяев гораздо больше, чем одиноких юношей, которым хочется выйти в люди. В мое время встречались старосты приходов и даже
— Великий суд? А что это такое?
— Да, собственно, был только один Великий суд, по его приговору людей топили в реке Эхсарау.
— Какое счастье, что теперь с этим покончено, — сказал юноша.
— Покончено? — повторила Бродяжка Хатла. — Как бы не так! Думаешь, у нас человеческая жизнь дорого ценится?
— Кто ж виноват, что человек беден и не имеет дома? — спросил юноша. — Разве не Бог правит миром?
— Конечно, самое легкое всю вину взвалить на Бога, — ответила Бродяжка Хатла. — Но миром, в котором я прожила всю свою жизнь, правил кто угодно, только не Бог.
— Я слышал, как одна почтенная женщина говорила, что пока здесь был государственный советник, он всем помогал и людям жилось хорошо, — сказал скальд.
— Да, но государственный советник забыл об одном, — сказала Бродяжка Хатла. — Он забыл всех нас заколоть перед отъездом. Когда корова перестала давать молоко, он, вместо того чтобы заколоть ее, выгнал на мороз, а сам сбежал к королю в Данию вместе со своим миллионом и титулом государственного советника.
Глава шестая
Подобно большинству людей, оказавшихся в безвыходном положении и лишенных всякой надежды на счастье, скальд питал особую неприязнь ко всякого рода воззрениям, которые отнимают у человека последнюю надежду на счастье и заставляют его признаться, что он зашел в тупик. Скальд не обладал решительным, непримиримым и несгибаемым характером Бродяжки Хатлы, который помог ей, не сломившись, всю жизнь оставаться пессимисткой.
Наступил вечер, и Бродяжка Хатла ушла домой. Скальд стоит один посреди дороги под надзором Провидения, промокший до нитки, и уже жалеет, что на кухне у пастора съел слишком мало. Он дошел даже до того, что перестал ценить невероятное чудо, произошедшее с ним несколько дней тому назад, а ведь благодаря этому чуду он был посвящен в рыцари удивительного вертикального положения, которым человеческое бытие отвечает на земное притяжение; скальд смотрит в небо и вопрошает того, кто совершил чудо:
— Если человека разрубят на куски и засолят в бочке, что для него лучше — чтобы его воскресили или оставили лежать в рассоле?
И Провидение ведет скальда так же, как оно водит всех людей, скальд бредет по поселку под ночным дождем, меж тем как все давно уже спят. Вскоре он оказывается на дороге между двумя домами. Он переводит взгляд с одного дома на другой, не зная, на что решиться, сердце его громко стучит, ему страшно, и он спрашивает себя:
— Быть или не быть?
В третий и в последний раз он должен выбрать между этими домами. В доме по одну сторону дороги его ждет постель, еще не остывшая после унесенного недавно бедняги; там, под сенью смерти, он может получить приют вместе с крупным землевладельцем Гисли и его товарищами, пока в одно прекрасное утро и его тоже не вынесут, куда положено. В доме по другую сторону дороги живет сама земная красота с ее волнующей округлостью, воплощенная в образе юной женщины, сама опасность настоящей жизни таится в ее чарующей улыбке, зовущей к страстной вечной борьбе, может быть, и к вечному несчастию, но зато в этом доме нет места понятию «смерть». И скальд сделал выбор: воспоминание о ее молодом крепком теле и о горячем женском взгляде, каким она посмотрела на него сегодня утром, победило, ему непреодолимо захотелось жить. Он постучал в дверь.