Свет озера
Шрифт:
— Мне об этом рассказывали, только не хотелось даже такому верить.
Барбера не торопясь натянул свои сапоги.
— Ну, иду.
— А как же ты до мельницы доберешься? — спросил Бизонтен.
— Не беспокойся обо мне. Привяжу лодку, где впадает река, и дотащу мешки на спине. Мне надо до начала работ на пристани успеть. А то увидят меня на мосту и начнут ко мне цепляться — откуда, мол, я и зачем пожаловал.
Он раскинул одеяла, в которые был завернут кусок солонины, и вытащил из-под них свой длинный зеленый, сильно полинявший плащ. Взял свою мятую, потерявшую всякую форму шапку рыжего
— Готово, — сказал он. — Одеяла я вам оставлю, пригодится под ребят подстелить.
Он снова раскатисто захохотал:
— Я их в одном доме нашел, а в том доме одеял было больше раза в два, чем хозяевам нужно.
С минуту он пристально смотрел на пылающие поленья, потом заговорил, и взгляд его внезапно смягчился:
— Бывает, иной раз попадешь вот так к хорошим людям, так и уходить неохота. Твержу себе: все равно рано или поздно придется тебе где-нибудь да осесть… Оно-то и хорошо бы, а на что жить?
— Если хочешь, останься у нас на денек-другой, — предложил Бизонтен, — от чистого сердца тебя прошу.
Барбера пожал плечами:
— Да разве это поможет?
И все. Потом он открыл дверь. Дверь он не сразу захлопнул. Бизонтен придержал ее и вышел на порог посмотреть, как уходит их нежданный гость. Фигура Барберы сразу пропала в гуще тумана, но шаги его были еще долго слышны, вот он идет по берегу, вот садится в лодку. Затем тишина. Такая же плотная, как эта мгла.
Бизонтен постоял еще с минуту на пороге и прислушался к плеску весел удалявшейся от берега лодки.
— Закрой дверь, — сказала Мари, — комнату остудишь.
Бизонтен вошел в дом, и тут только он впервые отдал себе отчет в том, что произошло, понял, что означает для них появление под их кровлей целого выводка младенцев. На минуту он задумался, потом поглядел на часы:
— Уже четыре, мастер Жоттеран в такую рань всегда на ногах. Пойду-ка к нему, да поскорее. Убежден, что он нам подсобит.
Он вступил прямо в туман, ходивший длинными волнами. Почему-то казалось, будто некий таинственный поток света рассекает эту мглу, стараясь проложить себе путь в толще тумана. Бизонтен ускорил шаг и прошел через пристань, пробрался улицей Сонри, свернул в улочку Курон. В конюшнях уже мелькали огоньки, и туман принес ему запахи тепла. Он быстро добрался до дома мастера Жоттерана, хозяин сразу же отворил ему дверь. Мастер с тревогой посмотрел на Бизонтена, но по мере того, как тот рассказывал, лицо старика светлело.
— Когда ты в такую рань заявился, я уж решил, что у вас невесть какая беда приключилась, — проговорил он.
— Беда-то не беда, — ответил Бизонтен, — но все-таки история малоприятная.
Старик налил Бизонтену маленький стаканчик водки, потом налил и себе.
— Главное — первым делом червячка заморить. Тогда сразу в голове прояснится.
Он поскреб ногтями затылок, потом рука его сползла к уху, и сложенные пальцы так и застыли там.
— Ладно, пойду сейчас к супружнице, сообщу ей, в чем дело, а потом отправимся с тобой к вам.
Почти тут же на пороге появилась госпожа Жоттеран, уже совсем одетая к выходу, и заявила:
— Не нуди зря. Я тоже хочу сама посмотреть. Слышала я, о чем вы здесь говорили, и уже успела одеться, еще прежде, чем
И когда супруг ее отправился в спальню одеваться, толстуха стала расспрашивать гостя, какого возраста эти младенцы и как они себя ведут.
— Господи Иисусе, — твердила она без передышки, — пятеро младенчиков!.. Господи боже мой!
Она не добавила: «Ведь это же прекрасно», но Бизонтен догадался, что ее бьет лихорадка, лихорадка радости. Несколько раз она кричала мужу, чтобы он не возился так долго. И когда старик вышел из спальни, он движением подбородка показал на свою супругу:
— Дружок мой Бизонтен, оказывается, еще не все сумасшедшие ушли вместе с Блонделем. Будь моя половина на двадцать лет помоложе, она бы уже давным-давно отправилась вслед за ним. Ей вся эта история совсем голову вскружила.
Когда чета Жоттеранов увидела младенцев, толстуна растрогалась и, не в силах сдержать слез, поведала присутствующим, что у нее тоже было двое малюток и оба умерли.
— Будь я помоложе да и ноги бы мои не сдали, я бы непременно двоих себе взяла вместо тех бедняжек, что призвал к себе господь.
Ее поддержал муж:
— Знай я наверняка, что еще немного поживу на этом свете и успею славного подмастерья сделать, взял бы я мальчика. Денег у нас хватит, можем нанять женщину, чтобы та домашнее хозяйство вела.
— Допустим, вы так и сделаете, — заметил Бизонтен, — а куда остальных-то девать?
— Ваш Блондель чисто сумасшедший, — вздохнул Жоттеран, — но этим безумьем охвачены все те, что тоже борются за его дело.
Они стали обсуждать, как бы помочь лекарю из Франш-Конте, и Жоттеран пообещал сообщить о создавшемся положении магистрату.
— Только ни за что там не скажу, что ребятишки уже в городе, — добавил он. — И тем более то, что я их видел. Скажу-ка я, что ко мне прислали человека и он, мол, предупредил меня, что скоро их сюда доставят. Но пока что нужно их хоть уложить по-человечески. Поторопись-ка устроить им кровать или лежак, чтобы они могли спать спокойно.
Бизонтен с Пьером немедленно отправились за балками и тесиной. В той комнате, где спали Леонтина и Клодия, они сбили широкие нары, где могли бы спокойно уместиться все пятеро младенцев. Те два одеяла, что оставил им Барбера, Мари подстелила вместо тюфяка, а госпожа Жоттеран сходила домой и принесла простыни, чудесные из них могли получиться пеленки.
Утренняя заря принесла с собой ласковый ветерок, который прогнал туман прочь, в иные края. Болтливая толпа некрупных волн, несущих на своих хребтах каемку пены, блестевшей как изморозь, билась о берег. По ту сторону Савойские Альпы, словно покрытые эмалью, четко вырисовывались на фоне неба, уже по-летнему отлакированно-синем. С верхушки крыши Бизонтен то и дело поглядывал на пристань. Всякий раз, когда наступало вёдро, пристань оживала, и он опасался, как бы кто-нибудь из рыбаков или рассыльный, случайно проходя мимо их домика, не услышал бы плач пяти младенцев. Он боялся и за Мари, и за Клодию, и за Леонтину. Уходя на работу, он строго-настрого приказал им запеть что-нибудь или с грохотом передвигать чаны и котлы, когда писклята уж слишком завопят. В ответ они засмеялись, только в глазах Мари застыла тревога.