Свет праведных. Том 2. Декабристки
Шрифт:
Муж выглядел таким взволнованным и возбужденным, что Софи испугалась: первый выход из лазарета и без того должен был утомить его, еще только начавшего выздоравливать. А вдруг у него опять поднимается температура, вдруг его снова станет трепать лихорадка? Солдаты принялись строить арестантов, чтобы вести их в лагерь. Построились, двинулись. Софи взяла Николая за руку. Он постепенно успокаивался. Всю дорогу она исподтишка наблюдала за мужем – заботливая, встревоженная его состоянием, счастливая…
6
Лепарский уселся на траву под раскидистым дубом и пригласил дам занять места вокруг. Они засуетились, но вскоре все уже расположились, как кому удобно, приняв более или менее красивые позы
– Сударыни, как вам известно, наше путешествие подходит к концу. Согласно моим расчетам, мы прибудем в Петровский Завод дней через десять. Потому мне как коменданту тюремного учреждения пора уже разобраться в некоторых проблемах, связанных с размещением заключенных и их семей. Кто из вас желает поселиться в камерах мужей? Сейчас я сделаю перекличку, и каждой из вас достаточно будет ответить «да» или «нет»…
Он вытащил из кармана исписанный листок бумаги и прочитал:
– Княгиня Волконская?
– Да.
– Княгиня Трубецкая?
– Да.
– Госпожа Муравьева?
– Да. Но, ваше превосходительство, это, конечно же, не помешает нам иметь дом неподалеку? Дом, где будут жить наши дети, куда мы сможем возвращаться, когда нам заблагорассудится…
– Разумеется, не помешает. Это четко определено регламентом нашего пенитенциарного заведения. Госпожа Анненкова?
– Да.
Кое-кто произносил это «да» стыдливо, другие – с гордостью. Софи ждала своей очереди.
– Мадам Озарёва?
Все взгляды обратились к ней, острые, словно булавки, нацеленные на подушечку, для них приготовленную.
Она постаралась усилием воли унять бешено забившееся сердце и сказала твердо:
– Да.
Комендант одобрительно улыбнулся, Софи в ответ слегка покраснела. Ее фамилия была записана последней, больше спрашивать было некого, и перекличка закончилась. Ни одна из дам не ответила «нет».
– Отлично, – сказал Лепарский, – нисколько не сомневался, что услышу именно такие ответы! Теперь нам остается урегулировать еще один вопрос. Некоторые из вас строят в Петровском Заводе дома, и им придется обставлять их, налаживать там хозяйство, другие захотят поставить в камере, которую станут делить с мужьями, для начала, по крайней мере, ту мебель, что везут с собой. Стало быть, вам самим, равно как и телегам, куда в Чите были сложены ваши вещи и все ваше движимое имущество, придется несколько опередить колонну, чтобы вы могли обустроиться к нашему приходу. Мы перестроимся, вы поедете впереди, я прикажу шести верховым казакам сопровождать тарантасы, которые вам оставлю, и телеги с багажом, а лейтенанту Ватрушкину будет поручено командование передвижениями.
Дамы пришли в восторг от услышанного. Хоть княгиня, хоть простолюдинка – любая женщина только и мечтает об уюте домашнего очага. И здесь тоже у всех сразу же загорелись глаза от перспективы снова заняться хозяйством, налаживать быт, и они принялись пылко благодарить генерала. Софи не разделяла общего энтузиазма, но подражала другим, чтобы не выделяться. А на деле с печалью думала о неминуемой разлуке с мужем из-за предложенного опережения. «Для них десять дней – пустяк, но не для меня же!..» – отчаивалась она в сердце своем, сама себе удивляясь. К ней будто бы молодость вернулась! Лепарский явно расцветал в кругу красивых женщин. Все встали. Мария Волконская взяла генерала под руку с одной стороны, Катерина Трубецкая – с другой. Первая была высокой и тонкой, вторая – маленькой и пухленькой. Зажатый между ними, комендант походил на самовар, поставленный между двух букетов. Вернулись в центр лагеря, чтобы объявить новость мужьям. Поскольку ни один из женатых декабристов не умел хозяйничать, да и не интересовался бытовыми проблемами, они не разделили восторга жен. Некоторые спрашивали даже, а зачем эта предварительная экспедиция, насколько она может быть полезна. Правда, получали в ответ такие аргументы, что умолкали, ибо возразить было нечего. Пока остальные спорили, Николай увлек жену за чью-то палатку и прошептал взволнованно:
– Ну а ты? Ты тоже с ними уедешь?
– Разумеется, – ответила Софи.
– Зачем?
– Странный вопрос. Нашу камеру тоже надо обставить!
– Значит… значит, ты будешь жить со мной?!
Софи собрала все силы, чтобы казаться естественной, и повторила с деланым безразличием:
– Разумеется…
– О! Софи!
Он схватил руки любимой и осыпал их поцелуями. Софи не отнимала рук, не мешала ему, глаза ее были полны слезами, она задыхалась, плохо понимая, что с ними происходит. Однако мгновение спустя громкие голоса вывели ее из оцепенения. Оказалось, что их, не переставая кудахтать и щебетать на все лады, окружили дамы. Николай с сожалением удалился. А Софи все-таки понадобилось еще несколько секунд, чтобы вникнуть в слова Александрины Муравьевой:
– Теперь мы поедем намного быстрее. Думаю, дня за два, за три доберемся до Петровского Завода. То есть у нас останется добрая неделя на то, чтобы подготовиться к приходу наших повелителей. А что нам тут-то делать? Нечего же! Ну так давайте и двинемся через час, Лепарский не возражает. Давайте, медам, поторапливайтесь!..
Софи молча кивнула, на душе кошки скребли, казалось, что удача семимильными шагами от нее удаляется. Но что она может – одна против всех этих женщин, которые так стремятся скорее уехать отсюда? Вскоре, против собственной воли, и она была втянута в вихрь дорожных приготовлений. Пока собирала вещи, которые могут понадобиться в пути и на месте, Николай ходил за ней по пятам. Горе, которого он даже и не старался скрыть, утешало ее: вот, не только ей нестерпима мысль о разлуке, и ему тоже! В конце концов, ее прорвало:
– Николя! Не убивайся так! Это же ненадолго! Увидишь!
Буряты разносили по повозкам довольно скудный личный багаж отъезжающих дам. Мужья крестили жен, целовали детей, которых матери держали на руках. Лица мужчин были серьезны, зато женщины, все как одна, выглядели веселыми: будто радовались домашним хлопотам и заботам, которые ждут их по приезде на новое место. По очереди они вырывались из объятий и садились в экипажи. Только Николя никак не мог выпустить рук Софи. А она внезапно сделала шаг вперед и потянулась к нему. Губы их встретились, он чуть не умер от удивления и счастья. Но вот она уже отвернулась, прошептав:
– Ах, Николя, Николя!.. До скорого! Выздоравливай тут без меня! До скорого, слышишь?
Он еще не успел опомниться, а она уже сидела в тарантасе между Натальей Фонвизиной и Елизаветой Нарышкиной, улыбаясь ему. Лицо ее было затенено полями соломенного капора, узкий белый кружевной воротничок оттенял чуть загоревшую шею… На него нахлынула такая волна любви и нежности, какой он раньше и не помнил. Теперь, после случившегося с ним чуда, теперь, когда он только что вновь обрел Софи, ему стало в тысячу раз страшнее ее потерять! Но не отвыкнет ли она от него за эти бесконечные десять дней разлуки? Люди вокруг него ходили туда-сюда, натыкались на него, толкали, он ничего не чувствовал. Лепарский отдавал последние приказания Ватрушкину, который отныне отвечал за жизнь и благополучие дам. Казаки на лошадях выстроились вдоль экипажей. Лошади ржали от нетерпения. Наконец был дан сигнал к отправке: генерал поднял руку и сразу же резко опустил ее, указывая пальцем вперед – так, будто командовал кавалерийской атакой: