Свет, сошедший на землю
Шрифт:
Глаза заговорщиков встретились. Они все сказали друг другу без слов.
А лодочник, замерший при виде виман, заметил:
– Птицы бога здесь часто пролетают. Вы разве не видели их, мои господа?
Метен посмотрел на него – этот человек казался одновременно и испуганным, и что-то подозревающим. Поистине, Ра изменил людей. Он разъединил людей, превратив их из братьев в рабов… способных на донос…
Хотя разве были люди прежде братьями? Метену казалось, что это братство, родственное чувство, появилось только под властью
– Вези нас и не разговаривай, - приказал Метен, сделав лучшее, что мог. Лодочник кивнул, и на его морщинистом лице мелькнуло странное выражение. “Люди страшны”, - подумал Метен, глядя на это. – “Ра сделал их во много раз страшнее. И однажды новый зверь, которого он взрастил, обернет к нему свою голову и ощерит клыки”.
Но будет ли это при их жизни?
Метен снова посмотрел на лодочника, потом на свою жену.
Хат покачала головой. Метен кивнул и отвернулся – да, им осталось только надеяться.
========== Глава 42 ==========
На новом месте Метен уже уверенно, как действенную ложь, представил свое поручение и назначение. Великий бог, сказал юноша начальнику крепости-“Хнуму”, направил его сюда из гарнизона близ Мен-Нефер-Ра. Но прежде он, Рахотеп, побывал в небесном царстве; он принес начальнику письмо от его друга, доблестного Мери, что служит сотником в крепости при Вратах и носит обличье Анубиса…
Эта ложь была принята без тени сомнения, а мнимый Рахотеп - принят радушно и радостно.
“Ты служил десятником?” - спросил его необычайно довольный начальник, с трудом прочитав письмо – он немного владел “божественной речью”, но бдительнее или сообразительнее это его не сделало.
“Да, господин”, - ответил Метен.
“Значит, поставлю тебя над десятком и здесь”, - сказал “Хнум”.
Метен поблагодарил его и низко поклонился, почувствовав холодок в животе. Сможет ли он, в самом деле, служить военачальником, пусть даже младшим?
Должен смочь!
“Войны сейчас нет – не найдется такой большой силы, которая смогла бы выступить против Ра, - думал Метен, когда его отпустили отдохнуть с дороги и освоиться в новом жилище. – Самое страшное, что может случиться – это мятеж, который меня направят подавлять…”
Он осознал, как рассуждает, и от души засмеялся. Нет войны! Мятеж, который его направят подавлять!..
Конечно, ему предстоят трудные воинские учения. Он слабее закаленных воинов… но ведь среди них тоже бывают разные, и едва ли многие из них уже испытывали свои силы в настоящем бою. Таких боев под рукой Ра просто не бывало.
Но как бы то ни было, Метен должен напрячь все силы, чтобы не выдать своего прежнего рода занятий. Он очень вынослив, благодаря Ра. Он заслужит свой пост десятника и поднимется выше. Получит власть и свободу действий. И тогда…
– И тогда я попытаюсь убить моего благодетеля, бога, который даровал мне
Метен прилег на соломенный тюфяк, подложив ладонь под голову. Он вспоминал, как когда-то давно шептался, лежа на такой соломе, со своим ближайшим другом. Тем самым, от которого осталась сейчас лишь оболочка.
Две жизни, разломанные надвое… Множество жизней, разломанных надвое…
“О, как чисты мы были в своем неведении. Лучше бы я умер тогда… лучше бы я остался мертвым, когда меня убили в деревне”.
Метен думал о матери, которую согнал с места своим бегством. Наверное, она уже мертва, как и его младшие братья. А отец и мать Хат? Его жена тоже пожертвовала всей своей семьей, чтобы получить возможность уничтожить Ра.
А когда такая возможность представилась, не смогла этого сделать…
“Можно ли его убить? Уязвима ли его плоть?”
Пустые сомнения, понимал Метен. Ему следовало проверить это, выстрелив в своего врага. А он оказался слишком слаб.
Или слишком силен, не пожелав платить смертью за подаренную жизнь…
Но теперь сознание того, что должно сделать, прояснилось и приобрело твердость камня. Метен должен встретиться с Ра снова – в последний раз. Невзирая на все, чем он сам ему обязан, Метен должен избавить своих братьев от этого существа, слишком сильного и ядовитого для людей.
Несколько месяцев пролетели как один день – наполненные однообразными тяжелыми упражнениями. Они были тяжелы даже для старших, не то что для Метена. Первое время он едва мог разогнуться к вечеру, был покрыт кровоподтеками и ссадинами, точно жестоко избитый толпой.
“Именно то, чего я заслуживаю…”
Но он не позволял себе никакой слабости. Сердце его закалялось в ненависти – к себе прежнему, ко всей этой жизни, которую должно было прекратить, и к тому существу, что было причиной такой жизни. У Метена болело все тело, его лихорадило по ночам, но он не позволял себе даже стона. Он замечал вначале, что товарищи на него косятся и удивляются слабости воинов, состоящих при самом Ра; но Метен был слишком занят, чтобы беспокоиться об этом. А потом и разговоры прекратились.
Занятия стали приносить отдачу. Метен заслужил свой мнимый пост десятника… а также то, к чему вожделел с самого начала. Вернее, вожделел с тех самых пор, как, плывя сюда, увидел в небе виманы.
В арсенале крепости были две летательные машины, на которые приходилось три пилота. Более, чем достаточно. Но как раз тогда, когда Метен стал с большим успехом выполнять привычные воинские упражнения, один из этих пилотов неудачно приземлился: сломал ногу и повредил свою машину.