Свет-трава
Шрифт:
Два часа прошли незаметно. Поезд замедлил ход. Саня выскочила на платформу. Небо, по-зимнему бледно-голубое, но по-весеннему блестящее, ослепило ее, и она прикрыла глаза рукой. Саня вышла на улицу, щедро залитую солнцем. Солнце играло на окнах домов, на заледеневшем асфальте, на лицах прохожих.
Саня улыбнулась, вздохнула полной грудью и, размахивая портфелем, быстро пошла по улице. Выпавший утром снежок поскрипывал под ногами, и этот скрип напоминал ей звук лыж, когда они легко и послушно несут тебя, куда
Вот здесь, за вокзалом, в парке, не раз она с Федей каталась на лыжах. Саню потянуло туда, ей хотелось увидеть этот лес, заснеженные тропинки… Она поднялась на гору, свернула с дороги и остановилась на склоне горы, покрытой ослепительно белым снегом. По косогору кое-где росли старые сосны, а внизу причудливым зигзагом под ровным льдом бежала речка, местами прозрачно-голубая, местами занесенная сугробами снега. За речкой просторные поля, изрезанные чуть заметными дорогами, уходили в гору. И там начинался бор – густой, обширный и даже в зимнюю пору темный и загадочный по-летнему.
Саня, задумчиво посматривая по сторонам, любовалась природой. Вдруг она спряталась за толстую сосну. Задетый плечом куст обсыпал ее снегом.
Недалеко от того места, где спряталась Саня, чуть присев и сильно склонившись вперед, промчался на лыжах Федя, вздымая за собой снежную порошу. Мелькнула его коричневая спортивная курточка, из-под надвинутой на лоб кепки задорно блеснули голубые глаза. За ним неумело, очень осторожно, то и дело сдерживая скольжение лыж палками, катились юноша и девушка.
– У него на все времени хватает! – громко, словно боясь, что спутник не услышит ее, крикнула девушка, видимо продолжая ранее начатый разговор. – В кино первый, учится хорошо, спортсмен, музыкант хоть куда и даже композитор…
Больше Саня ничего не расслышала. Звонкоголосая девушка в красном спортивном костюме и ее спутник мелькнули еще раз-другой и скрылись.
«Это она о Феде», – подумала Саня, провожая взглядом молодых людей.
В лесу стало по-прежнему тихо.
Вместе со смехом и криками, смолкшими где-то внизу, исчезло то радостное оживление, которое с утра наполняло Санино сердце.
– Им весело. Их трое, а я одна! – вслух сказала Саня, в раздумье рисуя сучковатой палкой на снегу узоры.
По снегу мелкими шажками суетливо пробежала синица, оставляя за собой цепочку следов.
– А как он красиво ехал! Какой поворот сделал вокруг дерева! Ты видела? – чуть улыбнувшись, обратилась она к птичке.
Синичка взглянула на нее черными бусинками глаз, тряхнула длинным хвостиком и улетела.
– Улетела вот вверх, а он улетел вниз, – со вздохом сказала Саня. – Сама виновата, все сторонюсь, сторонюсь его. Вот и потеряла товарища. У него теперь другие друзья.
Ей захотелось найти Федину лыжню и сейчас же догнать его.
– Но разве догонишь ветер? – опять вслух подумала Саня. – Пойду лучше в библиотеку, потом в детский дом. Одной в лесу, оказывается, невесело.
В перерыве между лекциями Федю разыскал Алеша. Коленом придерживая желтый портфель, набитый до отказа книгами, он достал из него записку.
– От Сани, – сказал он. Федя растерянно взял записку.
– А ты разве знаешь ее?
– В обкоме встречаемся.
– В обкоме? – удивленно переспросил Федя.
– Да, в обкоме комсомола, – подтвердил Алеша.
Теперь Федя сообразил, что в этом нет ничего странного. Саня – член комитета комсомола рудника, и, конечно, в обкоме она бывает.
Алеша что-то еще говорил, но Федя не слышал его. Он повернулся к окну и быстро пробежал глазами записку. Карандашом, торопливо Саня писала:
Федя! В воскресенье вечером буду у тебя. Жди. Саня.
В воскресенье… Сегодня был еще только вторник. Как долго ждать!
Но воскресенье пришло неожиданно скоро. Книги, которые срочно нужно было прочитать, лекции, репетиции оркестра увлекали Федю, и времени на ожидание воскресенья не оставалось.
Зато само воскресенье тянулось бесконечно долго. С рассвета Феде не спалось. Он встал, оделся и, осторожно ступая босыми ногами, чтобы не разбудить мать и сестренок, вышел на кухню. Он нашел там яйца, масло и начал готовить завтрак: поджарил белый хлеб до хрустящих розовых корочек, залил его яйцами, вскипятил воду в электрическом чайнике.
Наконец послышались поскрипывания кровати и тихий шепот. Это сестренки перебрались к матери.
– Мама, я не сплю! – крикнул из кухни Федя. – Ты не торопись вставать. Завтрак уже готов!
– А мы тут затаились, как мышата, – засмеялась мать.
Федя знал – ей приятна его забота. Она пролежала в постели лишние полчаса, а потом встала, надела пестрый халат, умылась и, повязав голову белым платком, села за стол. Белоголовые и голубоглазые девочки-близнецы примостились на табуретках около матери.
Наталья Михайловна Власова овдовела в войну. Муж погиб под Сталинградом, и трое ребят остались на ее руках. Она не имела специальности и поступила щепальщицей на слюдяную фабрику. Простое на первый взгляд дело вначале не спорилось. Власова присматривалась к лучшим работницам фабрики и вскоре научилась с такой быстротой и точностью расщеплять ножом кусочки слюды на тончайшие блестящие пластинки, что даже опытные работницы слюдяной фабрики с удивлением следили за ее мелькающими пальцами.
Работа на фабрике ее утомляла, и она не справлялась с домашними делами. «Была бы старшей девочка, а не парень, все шло бы дома по-другому», – думала Наталья Михайловна.