Свет в заброшенном доме
Шрифт:
– Палван! Смотри не проспи! – раздался со двора голос Парпи-бобо.
Проводы
В путь мы тронулись засветло.
Дед Парпи и тётушка Тухта сели на своего осла. Зулейха, Усман и Аман втроём оседлали нашего ослика. Отец завернул полы халата назад, к спине, образовав нечто вроде горба, на который усадил Рабинису. Он, мама, Султан и я пошли пешком.
До райцентра можно было идти широкой дорогой, но отец решил сократить путь на шесть километров – пошли тропкой.
Всадники
Я остановился, чтобы повыше поднять мешочек за спиной, сползавший вниз, как отец заговорил сам:
– Устал, сынок?
– Нет, нисколечко, – ответил я поспешно.
– Арифджан… – позвал отец тихо.
– Да, папа?
– Теперь тебе трудновато придётся, сынок.
– Почему это, папа?
– Братья и сёстры твои ещё малы, мама целыми днями на поле, все заботы о хозяйстве лягут на тебя, сынок.
– Не беспокойтесь, папа. Я работы не боюсь. К тому же я привычный.
– Спасибо, сынок, но ты из-за хозяйства учёбу не бросай. И за их учёбой следи. – Кивнул папа в сторону малышей. Потом продолжал: – Такое оно дело, видишь… У всех нынче такая участь… А я надеялся вывести вас в люди, учиться послать в большие школы… А учиться надо… Я и сам мог подучиться, дурак, да не стал. Открыли у нас ликбез – было такое, – в доме богатея Нисормата располагался, так я не пошёл. А теперь вот еду на фронт и всё думаю: как же я письма буду писать?.. Эх…
– А нельзя будет попросить товарищей, папа?
– Конечно, сынок. Но напишут они для тебя раз, два, потом ведь и им надоест, разве не так?
– Вообще да, папа.
– Если понимаешь всё это, учись. И хорошо учись. Стань домуллой, чтоб у тебя очки были и красная папка под мышкой.
– Папа, а вы умеете стрелять из винтовки?
– Э, сынок, спросил бы ты лучше у меня, умею ли я махать кетменём! Я и ружья-то охотничьего не держал в руках. Ещё хочу попросить тебя, сын, не обижай маму, береги её, бедняжку…
– Хорошо, папа.
– Спать отныне ложись с Аманом, побольше рассказывай ему сказок. Без сказки он и уснуть не может. Чудной мальчик. Очень уж любит всякие там сказки, загадки…
– Папа, вы знаете, он ведь и стихи сочиняет.
– Знаю. Живой вернусь, непременно пошлю его учиться. Арифджан!
– Да, папа?
– Когда овца объягнится, корову продайте. Я маме сказал. Овечьего молока вам хватит сводить концы с концами. А корова больно уж стара, молока она больше не даст. Ягнёнка оставьте.
Наш ослик почему-то вдруг взбрыкнул и ринулся вперёд, чуть не свалив Зулейху и Амана с Усманом. Вообще он от самого дома вёл себя странно: то вскинет к небу передние копыта и ревёт, то начинает принюхиваться к чему-то на земле, крутиться волчком, а то ни с того ни
– Папочка! – закричала Зулейха. Ослик сбросил с себя всех трёх седоков, кинулся влево – прямо по зяби. Какая тут суматоха поднялась!
Мы с папой бросились в погоню за ишаком. За нами увязался Султан. Пьяный осёл пролетел через зябь, выскочил на целину. Султан оказался резвее нас: он дважды хватался за поводья, но ослик вырывался из его слабых рук. Так мы часа два неслись: ослик впереди, мы за ним.
Смотрим: очутились в какой-то гористой местности. Прямо впереди нас зияет пропасть. Мы взяли осла в кольцо, начали медленно приближаться. Длинноухий дожидался нас довольно спокойно, но вдруг вскинул передние ноги вверх да как прыгнет! Прямо в пропасть.
– Эх-х! – вырвалось у отца. Он горестно покачал головой: – Конец. И осла лишились теперь…
До военного комиссариата добрались к обеду. Народу кругом видимо-невидимо: старики, старухи, молодухи, дети – яблоку негде упасть.
Человек двести мужчин выстроились в два ряда. Иные из них стояли смирно, даже глазом не моргали, иные, видимо, плюнули на всё, расселись на своих мешках, иные переговаривались с людьми из толпы, приложив ладони ко рту рупором:
– Папа, папа, я здесь, вот он я!
– Хаким, как приедешь, сразу пришли свой адрес!
– Сынок, смотри, поздно на улицу не выходи!
– Ака, пришлите своё фото в форме. Мы будем на вас любоваться! – неслось из толпы.
Отец первым обнял Парпи-бобо, сказал, что нас, детей, поручает ему, а его самого – аллаху. Потом поочерёдно обнял нас, целуя в лоб. А мама не успела положить руки на папины плечи – зарыдала в голос.
Наконец папа продрался сквозь толпу, подошёл к молоденькому русскому командиру. Тот разыскал в списке папину фамилию, начал было что-то выговаривать, потрясая рукой, но отец рассказал по-узбекски, почему опоздал, а в конце рассказа опять повторил: «Ишак».
– Чего, чего? – вскинулся командир.
– Ишак, – повторил папа с готовностью.
– Ишак? – переспросил командир, ещё более распаляясь.
Отец опять принялся рассказывать историю с ослом, теперь он добавил, что длинноухий был пьян вдребезги. И свой рассказ заключил словом «Пияниста».
– Пьяница?! – взвизгнул командир, вскинув брови.
– Ишак пияниста! – радостно воскликнул папа, довольный, что наконец-то объяснился с начальством. А командир только теперь и разъярился. По-моему, у него и волосы встали дыбом. Бегом убежал в контору и через минуту вылетел в сопровождении узбека в военной форме.