Шрифт:
Виктор Слипенчук
Свет времени
От автора
Что такое поэзия?
Сорок три года назад [1] с трибуны семинара молодых поэтов Алтая было сказано, что поэзия – это редчайшее изобретение, которое, если случается, то без него уже не обойтись. Более того, представить невозможно, что ещё вчера этого изобретения не было.
Поэт Марк Соболь внёс поправку – не изобретение, а открытие (в семинаре участвовали в качестве руководителей некоторые
Возник импровизированный диспут. Никто не отрицал, что поэзия – открытие, но и акт поиска открытия некоторые семинаристы объявляли фактом поэзии. Я не хочу подвергать сомнению ответы 43-летней давности, для меня очевидно, что каждый человек, любящий поэзию, находит ей своё объяснение. Слава Богу, мы ушли от официоза, когда один критик-вождь мог навязать всем без исключения свои воззрения. Другое дело, что, подготавливая данный сборник, я обращал внимание на качественность времени в стихах. Проще говоря – устарели они или интересны и сегодня. Тут поневоле вспоминается предположение замечательного русского астронома Николая Александровича Козырева о том, что источником звёздной энергии является не что иное, как время. Помимо пассивного, геометрического свойства длительности, измеряемого часами, оно обладает ещё и активными, то есть физическими свой ствами. По Козыреву, время – явление Природы, а не просто четвёртое измерение, дополняющее трёхмерное пространство. То есть время является источником энергии звёзд, в том числе и Солнца. Именно поэтому наша Вселенная практически не стареет и всегда молода.
Так и Поэзия.
И ещё – это мой первый поэтический сборник. В основе его – стихи, написанные с 1963 по 1968 годы. Что касается стихов, написанных в другое время, – они обозначены соответствующей датой.
Тысячелетие и миг.
Песчинка и планета.
Во всём проявлен Божий лик.
Во всём дыханье света.
Здравствуй, Простор широкий!
Здравствуй, простор широкий!
Сидел я на обочине дороги,
Среди полей, угасших без воды,
И длинный день,
Как порожняк, в итоге
Бесславно уходил из Кулунды.
Районный «газик»
Пропылил сторонкой.
Я видел озабоченные лица
И не приметил сразу жеребёнка,
Явившегося вместе с кобылицей.
Они шагали медленно и грустно,
И кобылица глаз не поднимала,
Хоть обещанье сына —
Быть послушным,
Она, как мать, всецело одобряла.
Ей было стыдно
За свои бега,
Ведь не она ль ребёнку обещала,
Сводить его на сочные луга,
Где в молодость свою она гуляла.
Откуда знать ей было, кобылице,
Про новую политику страны,
Про орден
В председательской петлице —
За освоенье трудной целины.
Они прошли,
Остановились – дважды
Она глядела долго вдоль межи.
Потом заржала тихо и протяжно,
Как будто вопрошала: подскажи —
Ты ж – человек,
Ты понимаешь больше…
И уронила крупную слезу. —
Как объяснить ей,
Что и я лишь лошадь
В политике, которую везу.
«Человека пытали в застенках советских…»
Человека пытали
В застенках советских —
Заставляли признаться в измене.
А на улицах май встрепенулся на ветках
Узким листиком сонных растений.
Человеку казалось,
Что всё это бред —
Люди в форме, звёзды, винтовки,
Но зачем-то лежал на столе партбилет,
Славный отблеск далёкой маёвки.
Человек улыбнулся,
В ресницах глаз
Шевельнулась слеза, оживая, —
В первый раз он не мог,
В первый раз,
В первый раз!
Он не встретил Первое мая.
Человека толкнули прикладом в плечо,
Мотыльки засверкали, как ливень —
У нас могут,
Могут ещё,
По-кулацки врагов ненавидеть.
Только он, Человек,
Вышел сам на бугор,
И теперь не боялся упасть,
И Советская власть стреляла в упор
В Человека,
В Советскую власть!
В этом месте
Пионы сейчас зацвели,
Их приходят школьники рвать,
И не знают они,
Да и знать не могли,
Как далась нам
Советская власть.
«Разойдутся друзья по домам…»
Разойдутся друзья по домам,
Разбредутся домой в полусне.
Расползётся дым по углам,
Словно комнатный плющ по стене.
Я нажму выключатель и – щёлк!
Я включу темноту. И впотьмах
Я услышу шуршащий, как шёлк,
И скрипящий, как пепел, страх.
Всюду страх: на полу, под столом…
Всюду страх, только страх, страх!
И не думая о былом,
Я увижу его – в двух шагах.
И тогда выключатель опять
Я нажму, чтобы выключить то —
Что меня заставляет не спать
И о чём – не узнает никто.
Комсомолу
Под будённовками чубы вспенены —
На портретах иная эпоха.
Комсомольцы, знавшие Ленина,
Нам сегодня без вас плохо.
Комсомол наш сейчас не у дел,
Нынче жирным стал комсомол,
Он от ваших геройских дел
Лишь оставил с графинчиком стол.
Стол, как прежде, накрыт кумачом,
Хотя здесь он совсем ни при чём.
Постарел комсомол, постарел —
Напрокат всем кумач, как камзол,
А ведь раньше шли в комсомол —
Равносильно, что шли на расстрел.
Комсомольцы, покиньте портреты,
Нас в Магнитку введите, как в Храм.
Нужно цену поднять комбилету —
Помогите,
отцы,
нам.
Но портреты живой революции
По райкомам висят
для проката,
И под ними строчат резолюции
Начинающие бюрократы.
Баба-яга
Во деревне – ах, что такое?!
Над сугробами – в дым снега,
Там, где шоркнет своей метлою
Развесёлая баба-яга.
Как несётся, как завывает —
Аж пронизывает насквозь!
Зазывает, с дорог сбивает —
Баба-эх! – Оторви да брось!
Отчего она так веселится?
Не боится – о, вражий дух!
А кого ей бояться? – Милиции —
Из детей, стариков и старух?!
Молодёжь-то в деревне не сыщешь,
С электричеством не найдёшь.
Молодёжью деревни – нищи,
Нынче в городе молодёжь.
Вот и носится, и завывает:
Новоселье – веселья ночка!
Дом ещё один забивают
И причём не на курьих ножках.
Что ж ты, молодость, уступаешь?
Удираешь?
Бежишь? —
Беги!
Но зачем в комсомол вступаешь,
Ты ж боишься бабы-яги?
«Я для тебя взлелеял этот сад…»
Я для тебя взлелеял этот сад.
Весною в нём возможен листопад,
А осенью весеннее цветенье, —
В нём царствует моё воображенье.
Как это просто – увидать в ночи
Полярного сияния лучи.
И ощущать, как сонная вода
Струится с крыш, и тикают года.
И, выбрав улочку,
Идти по ней легко,
И видеть близко то, что далеко.
И встретиться с тобою на пути,
И, повинившись, прошептать – прости!
И вдруг понять:
Тебя уж не обнять,
И не ввести в волшебный дивный сад,
Где живо всё, как много лет назад,
Где все эти цветы воображенья —
Не стоят твоего прикосновенья.
Царь
Какая всё же чепуха,
Нет-нет, так – не годится —
Держать за крылья петуха
И говорить – жар-птица!
Но царь на то, наверно, царь.
Подальше – от греха…
Но как похожа эта тварь
У нас на петуха?!
Рискуют люди головой:
Хоть ты и царь – шалишь,
Но только правду под полой
От нас не утаишь.
А царь всю ночь опять не спал,
Томился от досады —
Он птицу счастья людям дал,
Чего ещё им надо?!