Свет вылепил меня из тьмы
Шрифт:
Одна из самых субъективно трудных вещей – это проблема с удовлетворением базальной потребности в эмоциональном контакте, говоря проще, в душевном тепле. Люди все больше и больше обделены этой возможностью, потому что развитие цивилизации и социума все меньше и меньше оставляет современному человеку ситуаций, в которых возможно удовлетворение потребности в эмоциональном контакте – всякие суррогаты в виде стадионов, дискотек и прочих массовых оргазмов этого не заменяют. Это огромная проблема, это огромный источник психопатологии обыденной жизни. А для человека, который идет по пути, таких мест почти совсем нет. Только за счет любовных отношений с традицией. И научиться с этим управляться – штука сложная и болезненная.
Это не потребность поговорить по душам и не потребность во взаимопонимании, это потребность в эмпатии, в сопереживании
Да, без сердца нельзя. Нельзя без любви и без романтизма, потому что знания вас просто убьют, сделают циниками, и это скучно. И вы будете жаловаться: «Какое скучное занятие – жить!» Действительно, скучное, если, кроме машины, которая все видит, понимает и предсказывает, больше ничего нет. Но узнавать это все нужно не для того, чтобы убедиться, что, кроме этого, ничего нет, а чтобы за всем этим найти то, что не высчитать, что не может быть написано ни в одном учебнике. Для того чтобы дойти туда, нужен беспощадный романтизм. Каким бы плохим мне все ни казалось, как бы плохо ни было, я все равно верую, что там, по ту сторону, есть святое. Тогда вы можете пройти насквозь банальности и выйти с той стороны, со стороны святого. Только в сочетании беспощадного реализма с беспощадным романтизмом. Если не будет беспощадного реализма, вы будете принимать машину за живое, устройство за человека, манипуляцию за искренность чувств, а автоматизмы за подлинное, неискусственное. Искусство – это и есть подсказка, куда надо идти. А то, что без искусства, – это машина. А ведь есть еще то, что мы вульгарно называем вторым уровнем. Через все это тоже нужно будет пройти и со всем этим познакомиться. Вы хотите перестать быть лилипутом и наконец-то стать самим собой, человеком-гигантом? Но все в жизни сделано для лилипутов. Конечно, вам это неудобно. А вы хотите стать наконец гигантом, обрести самих себя и перестать бегать и кричать: «Неужели это все мое?!» И чтобы вам при этом было удобно в этой жизни? Всякая попытка что-либо изменить всегда влечет за собой сложности. Легко только там, куда ты попал, не ведая ни зачем, ни почему. Не зря существует выражение «человек, избалованный плохой жизнью». Просто плохая жизнь для него привычна, а хорошая – непривычна.
...
Иерусалим, 6 января 2000 – Санкт-Петербург, 6 января 2001
Часть третья. Беседы о школе
Беседа первая
В моей жизни было несколько эпизодов, когда я отказывался от хорошей карьеры, потому что это не входило как-то в мой смысл. Ну, какой эпизод вам привести, чтоб было понятно? Например, однажды мы сыграли «Клопа» у Александра Михайловича Паламишева, Юрию Петровичу Любимову это очень понравилось, они с Александром Михайловичем были приятелями. И он сказал Паламишеву: «Я беру любых двух твоих парней к себе на стажировку, сам выбирай кого». И Александр Михайлович предложил мне, говорит: «Ты если хочешь, вот есть такая возможность». Что такое стажировка у Любимова по тем временам? Да это все, обеспеченная карьера, год ты там стажируешься – и понеслось!
А я приехал домой и думаю: «Господи, за год я поставлю три спектакля сам… Мне не важно, что это будет не в Москве, а так я год буду болтаться около Любимова и изображать то, чего во мне нет. Он для меня не учитель». И я позвонил Александру Михайловичу и только начал говорить: «Александр Михайлович, я…», как он сразу все понял: «Ты что, почему?!» Я что-то там придумал в качестве причины. Он, естественно, не поверил, может быть, даже как-то рассердился на меня, не знаю, надо у него спросить.
Другие были смешные предложения вроде фиктивного брака в Москве, со всеми удобствами. Квартира, машина, дача, должность в московском театре. Потом, когда уже настали времена, когда ГБ нас начала гонять, меня предлагали за границу бесплатно вывезти, опять же через фиктивный брак. Но у меня все уже было внутренне ясно. Я знал, что должен быть здесь, что тут мое место работы и жизни и что мне никуда не надо. И пусть гоняют, пусть учат. И действительно, то, что нами интересовалась ГБ, очень многому посодействовало, потому что, во-первых, сразу обнаруживались слабые места, а во-вторых, это привело меня в такие ситуации, в которые иначе я бы никак не попал. Я имел возможность увидеть и узнать, что такое настоящие сиддхи, что такое люди, у которых это есть.
* * *
Впервые я почувствовал, что я дома, лет через одиннадцать, после встречи с Традицией. Я был не очень усердный ученик, наверное, и поэтому вместо девяти лет я потратил одиннадцать. Я сделал пару крупных ошибок, на полгода потерял связь с Традицией и пока выловил все последствия ошибки, пока нейтрализовал их, прошло много времени. Но когда я впервые пережил ощущение: «Я дома, я наконец там, где и хотел быть», это было совершенно прекрасно и очень здорово. Но соблазны были всегда, сначала одного рода, потом другого: то меня заманивали в другие традиции, то еще чего-нибудь.
Я легко оставлял имущество, социальную позицию, карьерную позицию, у меня не было проблемы встать и уйти. Я помню, как встретил одного моего одноклассника, солидного такого дяденьку, ровесника моего. Я пацан пацаном рядом с ним. Он такой солидный. У него все было нормально, он никуда из Вильнюса не уезжал, был нормальным специалистом, сделал нормальную карьеру, у него были семья, квартира, машина, дача, ну все как положено, и мы с ним зашли в кафе, поболтали. Он говорит: «Ой, как ты интересно живешь, ля-ля-ля, а вот я…» Я отвечаю: «Пошли со мной». Он: «Да ты знаешь, не могу…»
Человек обучен схватывать и, схватив, держаться. Даже в любви, хотя, казалось бы, любовь – это что-то абсолютно бескорыстное, ты любишь человека, и все, что ты хочешь, это чтобы тому, кого ты любишь, было хорошо. Все нормальные люди знают, что так должно быть, но все равно есть схватывание. Схватил и держишься. А я был такой несерьезный человек. Летун. Мне это не было сложно. После того как я встретил Традицию, все жизненные сложности, иногда довольно серьезные, перестали такими казаться. Когда знаешь, что тебя вот-вот возьмут и посадят, – это не очень приятно. Хотя понимаешь, что если посадят, значит, так надо, тоже можно учиться.
В чем, на мой взгляд, наш шанс? И есть ли он? Ситуация довольно сложна. Сложность состоит в том, что обычно программа обучения, связанная с последним этапом, требует от человека незакрепленности ни социальной (то есть легкости переходов из одного социального состояния в другое), ни пространственной (легкости пространственных переходов, непривязанности к какому-либо месту жительства, умения его менять и осваиваться в совершенно новой обстановке).
У нас с вами такой возможности нет, и мы об этом говорили. Проблема, не решенная для всех. Поэтому в данной ситуации мой личный интерес в том, что, как мне кажется, удалось найти такую форму программы, которая позволит иметь шанс тем, кто с нею справится, решать задачи, ставящиеся на последнем этапе обучения в той наличной ситуации, которую мы имеем. Это довольно сложно, но, естественно, чисто профессионально мне очень интересно. Вот в этом моя заинтересованность. Поэтому я за это дело и взялся.