Шрифт:
Глава I
Я выходил из такси и, открывая дверцу машины, чуть не сбил ее с ног; пакеты, которые она держала в руках: хлеб, яйца, молоко, - посыпались на тротуар, - так мы и встретились впервые, под мелким, уныло моросящим дождем.
Ей, пожалуй, было столько же лет, сколько и мне, или около того. Казалось, черты ее лица лишь в обрамлении седых волос приобрели наконец некую завершенность, годы подчеркнули и оттенили то, что молодость и природное изящество только робко наметили. Похоже, она запыхалась, как если бы бежала, боясь опоздать. Я не верю в предчувствия, но уже давно потерял веру и в свое неверие. Все эти "я в это больше не верю" - те же убеждения, причем самые обманчивые.
Я
– Оставьте...
– Мне жаль, очень... Простите...
Она рассмеялась. Морщинки разбежались вокруг глаз, выдавая возраст, теперь четко обозначившийся.
– Право, пустяки. Что упало, то пропало, мне же легче...
Она уже собралась идти дальше, и я испугался худшего: разойтись вот так, как воспитанные люди, соблюдая правила приличия...
И тут, как нельзя более кстати, подоспел шофер такси. Он обратился ко мне, вежливо улыбаясь:
– Извините, месье, мне нужна улица Бургонь...
– Но... мы как раз на ней и находимся.
– Бар на углу улицы Варен, не подскажете?
– Так вот же он.
– Ну и? Платить-то собираетесь, или как?
Я порылся в карманах. Франков у меня не было. Я все обменял в аэропорту, и, когда попытался заплатить долларами, мне тут же напомнили, что "мы здесь во Франции, между прочим". Я не знал, что делать, и эта женщина с седыми растрепавшимися волосами, в широком сером пальто, выручила меня: заплатила по счетчику, потом, обернувшись, заметила, скорее с иронией, нежели с участием:
– Похоже, вам не слишком везет...
А я-то полагал, что со стороны это незаметно. Я не носил летную форму капитана, но мне всегда удавалось сохранять в глазах пассажиров и своего экипажа спокойный вид человека, у которого все под контролем и который привык к возвращениям издалека. Внешне я всегда был крепким, подтянутым: широкие плечи, твердый взгляд. Но теперь я буквально таял на глазах; сегодня, однако, и на проколотых шинах можно проехать сотни километров.
– Вы правы, мадам, сейчас тот самый момент, когда в старых добрых романах шли к священнику, и по возможности - к незнакомому.
Развеселить ее мне не удалось. Взгляд мой молил о милости, и она не могла этого не почувствовать. Никогда раньше мне не приходилось оказываться в столь затруднительном положении. Когда я спросил потом у Лидии, о чем она подумала в те первые минуты, она призналась: "Я подумала, что одолжила сто франков какому-то проходимцу, к тому же совершенно пьяному, и что я могу с ними распрощаться". На самом же деле жизнь выбросила нас за борт, ее и меня, и произошло то, что почему-то всегда называют встречей.
– Послушайте, я должен возместить вам убытки...
– Какие мелочи...
– Я выпишу вам чек, если позволите...
Я возвращался из Руасси [1] . В начале дня я отправился туда на такси, чтобы лететь в Каракас, как и задумал. Я устроился в углу, лицом к стене, надвинув шляпу на глаза, и так и сидел там, слушая объявления о вылетах. Я семнадцать лет проработал в "Эр Франс", и большинство экипажей знали меня в лицо, а я хотел уклониться от всех этих встреч и дружеских расспросов: "Что это ты, никак летишь пассажиром? Подумать только, полгода отпуска, не много ли? А Янник? Ты теперь отдыхаешь без нее?" Я находился в таком замешательстве, что любое мое решение тут же реализовывалось в действии, совершенно противоположном. Я прослушал объявление о посадке на рейс в Каракас, прошел через зал ожидания, сел в такси и дал шоферу наш адрес на улице Вано. Спохватился я как раз вовремя и попросил высадить меня у бара на углу. И то это было слишком близко. Мы жили в этом квартале не первый год, и меня могли узнать. "В котором часу вы от нее ушли?
– В три. Я собирался лететь в Южную Америку, и мой самолет...
– Вас видели на улице Варен в семнадцать двадцать.
– Да, я вернулся.
– И вы не зашли домой? Вы ведь были всего в двух шагах оттуда.
– Нет, я собирался, но передумал. И потом, мы уже договорились...
– О чем же?
– Мне не в чем себя упрекнуть. Что мне еще было делать?
– В подобных случаях, сударь, оставаться в живых это низость. Достойнее пустить себе пулю в лоб". В этих внутренних диалогах я всегда подтрунивал над самим собой. Однако если мне выпало жить дальше, и не один год, придется привыкнуть к таким допросам, и чем скорей, тем лучше. Вряд ли они прекратятся в ближайшее время. И все же единственное, в чем я мог себя упрекнуть, так это в том, что не сел в самолет. Я не был убийцей, который прокрадывается на место преступления; место... да наш голубой шарик так давно вертится вокруг Солнца, что всем нам даст форы по части преступлений.
1
Руасси - местность к северо-востоку от Парижа, аэропорт им. Шарля де Голля.
Мы стояли под дождем среди валяющихся на земле продуктов.
– Вот, пожалуйста, нам уже трудно расстаться, - сказал я.
Она рассмеялась, и от прорезавшихся морщинок лицо ее стало совсем добрым.
Кафе называлось "У Ариса", У стойки был человек, очень элегантный, в пальто из верблюжьей шерсти и в борсалино, он держал на поводке серого королевского пуделя, стриженного как регулярные парки Ленотра [2] . По какому-то странному совпадению, случайность которого, впрочем, сомнительна - кто знает, может, в этих музыкальных ящиках все подстроено, чтобы посмеяться над кем-нибудь или, напротив, угодить, - словом, один подросток все же попытал счастья, рискнув парой монет, и теперь слушал что-то шопеновское.
2
Андре Ленотр - французский архитектор, мастер садово-паркового искусства; создатель регулярного французского парка с геометрической сетью аллей, правильными очертаниями газонов, бассейнов, боскетов.
– Думаю, нам стоит поговорить, иначе все уходит слишком быстро и неизвестно куда, и потом приходится возвращаться... "Не понимаю, что я делаю в этом кафе с совершенно незнакомым человеком", так?
– Да.
К нам подошел официант.
– Два кофе со сливками, - заказал я и повернулся к ней: - Ну вот, теперь у нас есть повод остаться.
Она улыбнулась, немного жестко:
– Я только жду обещанный чек, ничего больше.
– Бог мой...
Я достал из дорожной сумки чековую книжку:
– На чье имя?
– Поставьте: на предъявителя...
– Все же я хотел бы знать ваше имя, на всякий случай...
– Лидия Товарски.
Человек с пуделем подвинулся ко мне:
– Извините меня, месье... мадам...
– Он раскланялся с нами, клоунским жестом сняв и водрузив обратно на макушку свою шляпу.
– Я дрессировщик собак и... у меня такое впечатление...
– Лас-Вегас, тысяча девятьсот семьдесят пятый год, - помог я ему. Казалось, он обрадовался:
– Вы исполняли номер...
– Нет, я был барменом в "Сенде".
– Ах да, теперь припоминаю...
– Он протянул мне свою визитку: сеньор Галъба, адреса агентств в Нью-Йорке, Париже и Лондоне.
– Когда постоянно путешествуешь, под конец уже никого не узнаешь...
Я не отвечал. Он понял, сразу как будто забыл все, чем хотел поделиться, опять раскланялся и вернулся к своему пуделю, ожидавшему его у стойки бара.
– Бармен, в Лас-Вегасе в семьдесят пятом, - что вы там делали?
– Ничего. Я там не был. Просто ему нужно было встретить кого-нибудь знакомого, этому бедолаге...