Светит незнакомая звезда

Добронравов Николай Иванович

Слово

Плакала Саша, как лес вырубали…Н. Некрасов

Слово! Спасибо тебе за труды.Жили всегда мы печально и хмуро…Плодоносили и в стужу садынашей спасительной литературы.Трудные были всегда времена.Только во время побед и печалейлюди и впрямь поднимались со дна, —книги читали. Книги читали.С самого детства ступала ногав сказочный лес Алексея Толстого,в парк Паустовского, сад Маршака.Шли мы тенистой аллеей Светлова…Правда,

тогда же с партийных небеспланово шли и другие посадки:были в фаворе создатели пьес,с правдой игравшие в жмурки и прятки.Люди нелепую эту стряпнютихо ругали, но вслух поощряли.Саженцы эти и впрямь на корнюсами в питомниках лжи засыхали.…Нынче культурная жизнь на юру.Новым хозяевам книга постыла.Новый Лопахин призвал к топору.Рушится все, что любимо и мило.Для детективной и пошлой мурыдревний классический плац расчищая,денно и нощно стучат топоры,русской словесности сад вырубая.Школьник от книг и от песен отвык.Пришлая правит в России халтура.Гибнет Великий российский язык,и прекращается литература.Дух примитива. Даешь интернет!Блогер писательский труд затмевает.Гаснет таланта пленительный свет.Божья искра в сердцах замирает.Гаснут наивных стихов огоньки.Снова вокруг и печально и хмуро.Нашим потомкам остались пенькирусской порубленной литературы…

Памяти Юлии Друниной

Поэтесса выбрала смерть,правду выдохнув с бабьей силой.«Не хочу, не могу смотреть,как летит под откос Россия».Этим вот пронзительным стихомпопрощалась с жизнью поэтесса.Не было решеток за окном.А напротив – не было Дантеса.Им, дантесам нынешним, тогдабыло не до всяких там поэтов…Их влекла другая маета —как бы пристрелить страну Советов.Целились они уже давно.К гонорару в долларах тянулисьне напрасно. Все предрешено.И они – увы! – не промахнулись.Начались парады параной.Развлекалка. Грабежи. Насилье.И недаром вместе со странойи ее поэзию убили.Ну, куда уж Друниной теперь…Многих наших воинов забыли.Половодье нравственных потерь…У талантов обломали крылья…Глав сменили всюду и везде.И издательства – не исключенье.В этой либеральной чехарденачалось стихов искорененье.Вот и всемогущий интернетсдали ловкачам и графоманам.Прекратился строгий худсовет,и редактор сообщил вчера нам:«Да, пришлось поэзию прикрытькак не приносящую дохода,прекратить и бардовскую прыть.Жизнь другая. И другая мода.В моде нынче – секс да криминал».И редактор говорит учтиво:«Наш формат – заокеанский бал.И судьба – не нашего разлива».А стихи поэтов о войневспоминать и вовсе не пристало…Виновата Друнина вдвойне,что страну от недругов спасала.От себя и фронтовых бойцовДрунина отчаянно и резконаказала новых подлецовэтой высшей мерою протеста.Выдохнув прощальные слова,став опять пленительно красивой,смерть себе на помощь позвала,чтоб не видеть гибели России,чтоб не ведать гибели стихов,гибели писателей-пророков,чтоб страна непревзойденных словоставалась честной и высокой.Не сошлось. Не сбылось. Не сбылось.С гибелью смирились молчаливо…Воскресили не добро, а злость.Возродили пошленькое чтиво.В наших душах потушили свет.Пустота. Апатия. Усталость.Долгий список «горестных замет».А в столице рыночной осталосьвсе святое, светлое забыть,тротуары плиткой замостить,все следы трагедий замести,снова опозорить поэтессу,Пушкина, как Горького, снестии поставить памятник Дантесу.

«Ценя безмерно собственное „я“…»

Ценя безмерно собственное «я»,мы не выносим мнения чужогои говорим порою: «У-у, змея!» —на каждое критическое слово.Мы проклинаем остроумья яд.И мы в душе считаем неприличным,когда тебя не хвалят, а бранят,когда твой друг колюч и ироничен.Спроси седых и мудрых докторов,зверей, свои врачующих болезни, —не бойся змей, коль хочешь быть здоров.В определенных дозах яд полезен.

«Костлявых букв бунтующая плоть…»

Костлявых букв бунтующая плотьиздревле жизнь людей преображала.В каких бессмертных фразах бушевалакостлявых букв воинственная плоть!Какая глина и какой раствориз грозных букв гекзаметры лепили,провозглашали славу и позори сумрачные души бередили!Рождалась совесть, низвергались троны,протягивался ближнему ломоть…Взрывалась над землей, подобно грому,костлявых букв таинственная плоть.И обретали славу городаот летописцев. Это означалобессмертье букв. Их кость была твердаи в горле у неправды застревала.Из гласных, из согласных, из литыхслова слагались, что покрепче стали.Они стояли в книгах насмерть. Ихкостьми держались гордые скрижали.…Когда и мы кирпичики кладеми ставим в строй словечки по ранжиру,быть может, мы натуру предаем,магнитофоном заменяем лиру.Мы можем острой рифмою сверкнутьи щегольнуть концовочкой небрежной,не обнажая – прикрывая сутьцветастой современною одеждой.Не лен, а так… синтетика, лавсан.Пишу, чтоб никого не задевало.Но чую: приукрашенным словамрастет сопротивленье матерьяла.

Новые мизансцены

Снова модерн на подмостках.Всюду – сюрпризы тебе:в космос уносится Тска,Астров – агент КГБ.В джинсы одета Одетта,Гамлет и вовсе раздет.Улицы Горького нету,площади Пушкина нет.Имидж сменили заводы,а имена – города.Вот и летят самолетысами не знают – куда…

«Ах, искусство – не жизнь, не войдешь налегке…»

Памяти Б.Г. Добронравова

Ах, искусство – не жизнь, не войдешь налегке.Мир волшебен контрастами света и тени.Молодая богема сидит в кабаке,а великий актер умирает на сцене.Лишь великие сердце сжигали дотла,воскрешая потомков царя Мономаха.

Конец ознакомительного фрагмента.