Светит но не греет
Шрифт:
– Да.
– А Москва больше?
– Да.
– А Грузия больше, чем Баку?
– Грузия не город. Это республика.
– Как Азербайджан?
– Да. .
– Мам, а сколько человек живет в Копенгагене?
– Не знаю...
– рассеянно проговорила она.
– Почему именно в Копенгагене?
– Мне название нравится.
– А-а...
– Мам когда я вырасту, я поеду в Копенгаген. Хочешь,
тебя тоже возьму?
– Нет.
– Почему?
– Потому что тогда я буду старая и ничего не буду хотеть, - она прижалась лбом к прохладному стеклу, и ее дыхание оставляло
– А старые ничего не хотят?
– спросил он.
– Обычно...
– сказала она.
– Почти нет...
– А тебе обязательно надо быть старой?
– спросил он.
– Ничего недоделаешь...
Он замолчал. Она слышала, как он усердно пыхтит и водит карандашом по бумаге. Не хотелось оборачиваться. Бог с ним, другой прикреплю, подумала она.
– Мам, мне скучно...
– сказал вдруг Элька и захныкал, закапризничал.
Она вытерла глаза, обернулась к нему, быстро подошла, подняла его, порывисто обняла и стала целовать в сморщенное в капризную гримасу лицо. Он положил ей голову на плечо, и она ходила с ним по квартире, словно баюкая.
Зазвонил телефон.
– Пусти меня, пусти!
– затормошил он ее.
– Это папа! Папа звонит! Он обещал мне в зверинец!..
Она опустила его на пол, он подбежал к телефону.
– Але!
– крикнул Элька в трубку.
– Да это я, Элька! Здрасте папа. Я хочу в зверинец. Да, я дома сижу и тебя жду. Хорошо. До свидания, - он положил трубку и торжествующе посмотрел на мать.
– Папа сейчас придет и возьмет меня в зверинец.
Валида молча, тихо улыбнулась, он заметил, что она грустна и сказал:
– Мам, а тебе будет скучно без меня?
– Будет, Элька, но что делать... Я тут как раз поработаю.
– Ага, поработай, - сказал он и совсем уже нерешительно, просяще произнес.
– Хочешь с нами пойти?
– Нет, - сказала она и улыбнулась.
– Не бойся за меня, я не буду скучать. Поработаю.
– Ладно, - сказал он и смешно по-взрослому вздохнул.
Она рассмеялась .
– Ну, давай одеваться, - сказала Валида.
– А то приедет папа, а ты еще не готов.
Он стал деловито одеваться, выбирая все лучшее - новенький костюмчик, ботиночки, новый красный берет с пушистым помпоном - подарок отца. Элька сиял.
– Мам, а где мои носочки, которые пушистые?
Она подала ему носки.
– Мам, - то и дело радостно говорил он, одеваясь.
– Знаешь, кого из зверей я больше всего люблю?
– Льва, - говорила она, помогая ему одеваться.
– Или тигра.
– Нет, ослика.
– Ослика?
– удивилась она.
– Почему ослика?
– Он такой маленький, его жалко.
– Осторожнее, порвешь рукав. Не торопись.
– Мам, а еще знаешь кого? Угадай!
– Ну... Не знаю... Обезьяну.
– Нет. Еще ослика сына.
– Детеныша.
– Да. Детеныша.
– Но это же все равно ослик.
– Нет. Ослик большой, но маленький, а детеныш маленький и маленький...
Через несколько минут с улицы послышался долгий знакомый сигнал. Элька тут же выбежал на балкон:
– Папа!
– крикнул он вниз.
– Я сейчас! Одеваюсь, - и влетел в комнату. Мам, давай быстрей...
Когда
– Папа - засиял Элька.
– Здравствуй, Элька, - сказал папа, - Здравствуй, Валида, - тихо сказал он, и Эльке показалось, что папа вдруг охрип.
– Здравствуй, - равнодушным голосом ответила Валида. Элька, задрав голову, зорко следил за ними. Возникла неловкая пауза. Элька почувствовал, что папа хочет еще сказать, но что-то ему мешает, и он стесняется, и Эльке вдруг очень захотелось, чтобы папа сказал, вспомнил бы и сказал эти слова, и Элька даже сморщился весь от напряжения, будто вспоминая за папу, помогая ему. А если он вспомнит и скажет еще что-то, может, у мамы не будет такое скучное, равнодушное лицо, от которого Эльке делалось холодно, и он чувствовал себя одиноким, несмотря даже на то, что рядом с ним стоял папа, что бывало в последнее время все реже и реже. Но папа ничего не вспомнил, не сказал, вернее, он сказал, когда молчание стало уже таким ощутимым, и тяжелым., что не только они, взрослые, но и мальчик ощутил его у себя на плечах, когда надо было чем-то оборвать его, но сказал совсем не похожее на то что хотел помочь ему отыскать Элька.
– Ну, мы пошли, - сказал папа и улыбнулся в пространство между Элькой и мамой - чуть ниже мамы и немного выше Эльки.
– Пожалуйста, не покупай ребенку мороженого, - сухо, назидательно произнесла мама, и Элька всей спиной, затылком, ушами ощутил ее голос, поежился и почувствовал, себя- бесконечно .одиноким.- Элька, не проси мороженого, - сказала Валида.
– У тебя горло опухнет, как в прошлый раз. И постарайтесь быть вовремя, к ужину.
Элька теперь стоял ближе к папе, держась за его большой палец, и, обернувшись на последние слова мамы, от которых ему становилось все холодней и безнадежней, заметил, что теперь мама смотрела куда-то между ним и папой намного выше него и немного ниже папиного лица. "Все-таки ближе к папе", заметил про себя Элька. Они словно боялись взглянуть друг другу в лицо.
– Не беспокойся, - сказал вдруг папа таким хорошим голосом, что Элька сразу почувствовал, что у него есть и папа, и мама. только они пока не живут вместе, все втроем, но. наверное, это так надо, и скоро все поправится, и они заживут, как прежде; он перестал чувствовать себя одиноким и крепко сжал теплый папин палец.
– Я вовремя приведу его, - сказал еще папа. И тут кажется, снова начал лихорадочно искать те слова, у него даже немного вспотел палец, за который держался Элька. Но из паузы, не выплыло папиного, слова, несмотря на то, что папа его очень искал, а всплыло, словно льдинка, брошенная в воду мамино:
– Ладно, - уронила она льдинку - бульк в воду и бесшумно всплыла.
Захлопнулась дверь, звякнула цепочка, и стало, тихо. Папа с Элькой некоторое время смотрели на незрячий глазок в двери, холодно и строго поблескивающий на них. Потом медленно начали спускаться по лестнице. Элька вытер руку о папин пиджак и схватился за другой палец, потому что прежний был потным. Наверху у соседей с шумом распахнулась дверь, донесся смех, и кто-то стал спускаться. Папа заторопился вдруг, взял Эльку на руки и быстро вышел на улицу.