Светлана
Шрифт:
Кругом на много километров были болота. Погода была отчаянная — ветер, дождь и прочее. Немец бросает ракеты и наугад строчит из пулемета.
Идем. Компаса нет. Вода по колено, в некоторых местах по горло проваливаемся. Шинели стали по пуду, идти невыносимо тяжело. Бросили их, пошли в гимнастерках. Холодно. Побросали всё, кроме автоматов и дисков. Идем долго, устали, как собаки. Потеряли направление и попали почти к немцам. Вдруг совсем рядом раздалась длинная пулеметная очередь, трассирующие разрывные пули зашлепали по воде, с треском разрываясь. Я нырнул в трясину
Опять стали стрелять, и кажется, что в какую сторону ни пойду — всюду немцы. И вода все глубже и глубже. Положение липовое, но я не падал духом, и это меня спасло. Сам не помню как, руками нащупал тропинку, нашел роту и до рассвета вывел ее из болот. Вообще с тех пор, как я попал на фронт, у меня вошло в привычку никогда не терять бодрость духа. Советую и прошу об этом и тебя...»
Светлана бережно сложила письмо опять треугольником. Так ясно видела все. Болото. Ночь. Темнота, прошитая трассирующими пулями. И Костя — один — ползет, руками нащупывая тропинку...
— Если он когда-нибудь начнет унывать, вы ему напомните про это письмо.
В передней послышались голоса. Пришли ребята и позвали Светлану гулять.
На обратном пути Светлана задумалась, не замечала, по какой дороге они идут. И вдруг — знакомый забор, поворот... Они должны будут пройти как раз мимо Надиного дома.
Нади не было ни на террасе, ни в саду. Александра Павловна стояла на крыльце, увидела Светлану издалека и очутилась около калитки как раз в тот момент, когда с ней поравнялись ребята. Ничего не оставалось, как подойти и поздороваться. Александра Павловна приглашала заходить, жалела, что в прошлый свой приезд Светлана пробыла у них так мало. «Немножко только разошлась с Алешей, на какие-нибудь полчаса. Могли бы все вместе в Москву тогда поехать, веселее было бы, ведь правда?»
Светлана, опасаясь расспросов, хотела сказать, что ее ждут ребята. Оглянулась и увидела, что никто не ждет, ребята уже разошлись по домам.
— Что же мы так стоим? — сказала Александра Павловна. — Зайди в сад, посидим в беседке. Это Надин любимый уголок.
На клумбах пышно доцветали яркие осенние астры. Светлана прошла мимо них и села на скамью перед круглым столом. Здесь, должно быть, особенно уютно летом, когда листья еще не начали облетать и беседка похожа на пушистый зеленый домик без окон. Оттуда ничего не видно — и тебя никто не увидит.
А сейчас домик стал наполовину золотой, наполовину прозрачный — в нем много-много окошечек самой причудливой формы.
Как хороша рябина осенью! Протянула над столом ветку, тяжелую от красных ягод. На самом кончике ветки колышется легкий, похожий на желтое перышко лист...
— Вы как сейчас, оврагом шли? Не встретили ее?
— Надю?
— Да. Она получила письмо от Кости.
— От какого числа? — с живостью спросила Светлана.
Александра Павловна поджала тонкие губы:
— Как я могу знать, от какого числа? Разве Надя показывает мне свои письма!
Светлана положила ногу на ногу, обхватила руками колени и вооружилась терпением.
— Его посылают учиться, — продолжала Александра Павловна, — в Военную академию или в институт какой-то военный, не то в Ленинград, не то еще куда-то. Он пишет: «Жаль, что не в Москве». Странно, что принимают в высшее учебное заведение без аттестата — ведь он не кончил десятого класса. Может быть, потому, что фронтовик?
— А где он сейчас?
— Не помню точно... Надя говорила — не то в Кировской, не то в Свердловской области. Они сейчас в лагерях, на отдыхе, его часть... как это?.. Расформировывается.
Светлана встала:
— Я, пожалуй, пойду Зинаиде Львовне расскажу.
— Она уже знает. Он ей тоже написал. И Надя, как получила письмо, сейчас же к ней побежала.
Эти слова были произнесены с обидой.
— Он откуда же приехал?
— Из Японии, то есть не из Японии, но все равно, он был на японском фронте... Светлана, ведь ты видела Алешу Бочкарева и Надю в тот день, когда Костя приезжал в Москву?
— Конечно, я видела Надю, — удивленно сказала Светлана. — Ведь я же к вам тогда заходила.
— Да, да, помню... Ты и на станцию поехала провожать?
— Да.
Ты не знаешь, что у них там произошло? Может быть, Костя что-нибудь сказал... Алеше или Наде? Он иногда такой несдержанный. Ведь Алеша совсем перестал к нам заходить — прямо как отрезало, — и с того самого дня.
На это ответить было легко — ничего неприятного Костя, конечно, не мог сказать ни Алеше, ни Наде. «А что Алеша перестал заходить — так правильно сделал!» — безжалостно подумала Светлана.
Впрочем, думать было почти некогда. Теперь вопросы следовали один за другим.
— Светлана, ведь ты тогда по просьбе Зинаиды Львовны к нам пошла? Почему Надя не поехала с тобой?
Светлана ответила с полной искренностью:
— Я не знаю, Александра Павловна, почему она не поехала!
— Откуда тогда Алеша взялся, понять не могу, — расстроенным голосом продолжала Александра Павловна. — Мы только что сели обедать, Надя сказала, что не будет есть пельмени, что они невкусные, а они, наоборот, очень удачные были и она всегда так любит... И вдруг Алеша входит, вид у него... — Александра Павловна запнулась, подыскивая нужное слово, — повелительный! Надя его сейчас же в свою комнату увела. Минуты не прошло, она уже с сумочкой в руках: «Мама, я в Москву уезжаю!» Алеша-то здесь при чем? Светлана, почему Надя поехала с ним провожать Костю?
— А Надя вам не говорила, почему они вместе поехали?
Опять обиженно подобрались тонкие губы:
— Да разве она расскажет? Всё тайны, тайны!
Светлана хотела ответить резко: «Почему же вы думаете, что я расскажу вам про Надю то, что она сама не хочет рассказать?»
И вдруг ей стало жалко Надину маму с поджатыми губами — пускай несимпатичная она, но что же делать? Беспокоится о дочке все-таки.
Надю тоже стало жалко за то, что у нее с мамой такие непростые отношения.