Светлая для наследника
Шрифт:
Глава 7
Сколько я так проспала, не знаю. Только отметила, как меня осторожно вытащили из телеги, укутали и понесли куда-то. Тихие голоса, неразборчивый шепот, топот, фырканье, запах животных, дерева и жухлой травы. Наконец меня снова уложили, и острый аромат сена тут же забил ноздри. Завозилась и попробовала подняться, но, придавленная широкой ладонью, была аккуратно уложена обратно.
— Можно ещё поспать, — послышался тихий и расслабленный голос Кира, но я тут же напряглась и распахнула глаза, всматриваясь в усталое лицо полукровки.
— Я
— Вдруг решила вспомнить, кто ты? — Берхольд криво улыбнулся. Я хотела подняться, но сильная рука прижала меня обратно. — Не время, любимая. Сейчас для всех ты просто напуганная девушка. Учись принимать правильные решения в нужное время. А не наоборот.
Я обессиленно закрыла глаза и снова расслабилась на мягкой подстилке, а Кир убрал руку и поднялся на ноги.
— Вот, милок, водички вам принесла, — тихий шепот откуда-то со стороны, — тут, в ковше. И вот ещё одеяло. Сам-то так устраивайся, а девицу свою укрой, негоже так. Срамота. Без юбки, вот же срамота…
Голос удалялся, словно говорившая отошла, и, завозившись, я снова приоткрыла веки, решив хорошенько сквозь ресницы то место, где оказалась. Низкий, темный потолок, деревянные перегородки, достающие почти до перекрытий. Знакомый до боли храп и фырканье. Опершись рукой, осторожно привстала и теперь изучила место как следует.
Я настолько вымоталась и устала, что не сразу заметила, как между двумя перегородками появилась высокая темная фигура. Сама не успела осознать, а рука уже метнулась за спину, стараясь нащупать один из ножей. Сообразив, что там ничего нет, замерла, ища другие возможности. Тем временем пришелец сделал шаг ближе и попал в отблески единственного крохотного маг-светильника. Резко выдохнув, расслабилась.
— Это ищешь? — спросил тихо Кир, одновременно подкидывая на ладони оба моих кинжала. В его руке они казались не опаснее зубочистки, но, как говорил наставник, даже веточкой осины при должном умении можно убить. Оглядываясь и, возможно, проверяя, что никого рядом нет, добавил: — Пока они побудут у меня.
Проследив, как оба коротких лезвия исчезли за поясом его ремня, прошептала:
— Верни.
— Нет, — он переместился ближе, опускаясь одним коленом на толстую подстилку из сена. — Если кто-то увидит мою невесту с оружием, сразу заподозрят неладное. Городская девушка не должна срамить своего жениха и носить юбки, а не оружие за поясом.
— Но ты же сам велел мне…
— А теперь я велю еще и головой думать! — рыкнул он довольно зло.
Медленное движение, и одна рука Кира уже справа от моего бедра, вторая выше, с другой стороны. Приподнявшись на локтях, я даже не сразу сообразила, что он задумал, а потому позволила ему настолько приблизиться. Но когда он поднял глаза и, нависнув надо мной, словно огромная скала, ухмыльнулся, я дернулась от его взгляда как от удара.
— Что ты задумал?.. — прошептала, не веря в происходящее. — Кир, нет…
Пытаясь отползти назад, завозилась под ним. Его взгляд наполнился какими-то непонятными мне искрами. Склонившись ниже, он протянул руку, касаясь края одеяла в районе моей груди. Подцепив его, потянул вниз.
— Ты ведь не забыла, любимая, — прошептал Берхольд, стягивая его все ниже и ниже, — что со своими вещами, а ты моя вещь, я могу делать все, что душе угодно?
Он, оторвавшись от созерцания того, как край шерстяной материи скользит по некогда белой блузке, снова глянул прямо в мои глаза.
— Нет, ты же не посмеешь…
— Могу и хочу, — добавил, резко отбросив одеяло в сторону[1] [2]. — Ты не можешь мне запретить.
— Пошел ты к темным! — зашипела, пытаясь оттолкнуть зарвавшегося полукровку. — Ненавижу тебя!
Как и в прошлый раз, его поцелуй был напористым и сокрушительным. Дыхание перехватило, в голове зашумело, кажется от недостатка кислорода и ударившей в голову крови. Одна его рука легла мне на живот, прожигая своим жаром насквозь, а пальцы другой зафиксировали лицо, не давая отвернуться. И вот тут что-то произошло: мое тело, словно чужое, подалось вперед желая прижаться теснее, согреться, окунуться в тепло его рук.
Как он мог снова использовать на мне эту силу? Ярость, неверие, отчаяние — все перемешалось в одно единственное желание — отомстить. Я знала, была уверена, что отомщу ему за каждый поцелуй, за каждую секунду, когда я теряла контроль над единственным, что всегда было истинно моим — над своим телом.
Кир замер и, вдруг выпустил меня из своих объятий. Расставив руки, приподнялся, всматриваясь в мое лицо, словно искал какой-то ответ. А я, снова получив право распоряжаться собой, прищурилась, окатив его презрительным взглядом, и рванула вбок. Пытаясь откатиться, но, уткнувшись животом в его руку, не сдвинувшуюся с места, поняла, что все еще в ловушке. Почему-то мысль о том, чтобы просто ударить его, выцарапать глаза или сломать пару пальцев, даже не посетила в тот момент мою голову.
Хмыкнув, Кир приподнял руку, делая упор на вторую, и выпустил меня из западни своих объятий. Плюхнувшись на то место, где только что я лежала, он накинул на себя одеяло и спокойно смежил веки, а я замерла в углу, глупо хлопая глазами. И что это было? Он иногда позволял себе глупые и похабные шутки, когда мы были наедине, но я никогда не реагировала на них подобных образом.
Через минуту он ровно задышал, и, казалось, заснул. Подтянув колени к груди, я постаралась устроиться поудобнее, только ничего не выходило. На сене под одеялом было и тепло, и мягко. Тут, на голых деревянных досках, было неудобно, жестко и холодно. Сквозь щели в полу и стенах проникал холодный воздух, и я начала подрагивать. Удивительно, но прошлой ночью в лесу мне не было холодно, а вот так, сидя в каком-то хлеву, начала мёрзнуть.
— Любимая, — устало выдохнул Кир, — ты решила избавиться от меня, замерзнув насмерть? Не выйдет, иди сюда и ложись.
— Пф! — выдала какой-то странный звук и, мотнув головой, засунула озябшие ладони под мышки, пытаясь их согреть. Осторожно высвободив каплю магии, такую, что даже я ощущала с трудом, заставила ее бежать по венам, разгоняя кровь и согревая.
— Я знаю, — неожиданно произнес он, открывая глаза и смотря куда-то в потолок, — что ты меня не очень любишь.
На это я лишь хмыкнула, стараясь сосредоточиться на своем занятии и не выдать себя перед полукровкой, а Берхольд продолжил: