Светлая страсть тёмного мага
Шрифт:
«Никакого воспитания, Тая, как можно? Вы даже не представлены друг другу!» – пыталась я призвать себя к совести.
– Доброе утро! – рявкнула я, решив обезопасить себя от странных желаний, невыносимого любопытства и выяснить у самого парня, что это мы делали с ним ночью вдвоем в гостиничном номере?
Ответ казался таким очевидным, и пальцы тянулись к поясу штанов незнакомца сами, так что мне представилось перекошенное лицо моего драгоценного батюшки, и его немаленькие кулаки, выбивающие из меня всю дорожную пыль и всю самонадеянную дурь.
– Угу, –
– Как тебя зовут? Что мы делали вчера ночью? Кто ты такой? – я встряхнула голое плечо, изо всех сил вцепившись в него левой рукой, пряча бесстыжую правую ладонь за спину.
– Что ты орешь ни свет, ни магическое озарение?! – рявкнул парень, кутаясь в одеяло. – Дай поспать! Сегодня седьмой день смешанной магии. Выходной в королевстве, между прочим!
– Мне пора уходить. Я ведь говорила, что собираюсь поступить в королевскую высшую академию боевых магов? – буркнула я.
– Угу! Всего какую-то тысячу раз, – зевнул сладко незнакомец, садясь в подушках. – От меня-то что тебе надо? – распахнул он, наконец, ярко-зеленые глаза.
В жизни таких глаз не видела. Зеленые, как трава, как хвоя, как деньги соседнего королевства.
– Узна-а-ать, – выдохнула я, закусывая нижнюю губу, – что… мы… с тобой… тут… делали?
Вопрос дался мне очень тяжело. Я покраснела и уперлась взглядом в свои голые коленки.
– Не скажу, – усмехнулся зеленоглазый.
– А я тебя… – я задумалась, чем бы его припугнуть? – И…
– Изобьешь? – изумился он.
Наглец!
– Нет! Я тебя… и! – слово испарилось из моей памяти, то ли по причине вчерашних возлияний, то ли просто так само по себе.
– Испепелишь? – продолжал он измываться.
– Нет! – отрезала я. – И…
Он водил пальцами по припухшим губам, и я тут же вспомнила их сладкий вкус, и его язык, сплетающийся с моим. Мне нестерпимо захотелось повторить урок поцелуев, но усилием воли я сдержалась. Мысль о том, было ли что-то, кроме поцелуев, я откинула, надеясь, что не было. Но усмешка парня была такой загадочной, что мурашки прошлись по моей спине и сыпанули в ноги. Девическая честь – это не пустой звук, тот, кто её забрал, тот и должен жениться, желательно, побыстрее. А кто этот бродяга без рубашки? Я даже имени его не знаю, не то, что типа магии! О, черная повелительница мертвых, прекрасная Авликая! О… – так говаривала моя старая няня, когда подгорала каша из товеля и убегало козье молоко, забытое ею на магической плите.
– Информирую! – выдала я, наконец. – Я – чужая невеста!
– Помню, я помню, этого, как его? – зеленоглазый помахал рукой, пытаясь выговорить заковыристое имечко моего жениха.
– Иеронимуса Фертейнского! – помогла я ему.
Имя почему-то произвело странный эффект: парень посмотрел на мои губы, слегка покраснел, кажется, нам пришла в голову одна и та же мысль.
– Ладно, – я придвинулась к нему, – целуемся на прощание и разбегаемся.
– То есть как это? – спросил он.
– Не хочешь целоваться, не надо, – надулась
– Отчего ж не поцеловаться, – он обнял меня горячими руками и прижал к себе. – Но прощаться нам еще…
Я закрыла глаза, а потом вытаращила, потому что мои розовые штанишки, с вышитыми белыми бабочками, показались мне совершенно лишними, и рубашка распахнулась, будто была живой и подыгрывала своему хозяину. Да, рубашка была этого зеленоглазого недоразумения среди магов.
Его руки смяли мою грудь, а я, несовершеннолетняя воспитанная девица, восемнадцати лет отроду, вцепилась в волосы парня, как дикая камарранда! Мое строгое воспитание обливалось слезами, но перебирать блестящие мягкие пряди было необыкновенно приятно.
– … ра-а-ано… – прошептал он, стягивая рубаху с моих плеч.
– Э-э… ты чего? – возмутилась я, но его тонкие пальцы заскользили по моим плечам, вызывая сладкую истому и желание сорвать оставшиеся тряпки, отделяющие меня от наслаждения и того… чего я и не представляла, но предчувствовала, такого сладкого, такого важного сейчас. Самого важного…
Горячие губы парня прихватили соски, потом ткнулись в ложбинку между грудями.
– А… почему… я в твоей рубашке проснулась? – выдохнула я, борясь с яркими всполохами в глазах и сладким томлением между ног.
– Потому… – он задыхался, – платье свое ты испортила… о… милая-а-а-а…
– Неужели меня вытошнило? – мои руки дрожали, колени подгибались, внутри пылало и горело.
– Нет, соус вылила, целое блюдо… – он рывком прижал меня к себе, резко дернулся и обнял опять, но нежнее, мягче.
– Ты красивая… – пробормотал он, откидываясь на подушки, которые все до одной подгреб под себя.
– Заезжено, – буркнула я, чувствуя, что меня обманули, словно увлекательная книга оборвалась на самом интересном месте.
– Хорошо, – усмехнулся грустно он, – твои глаза, как ночь, пронизанная светом далеких звезд.
Его губы ласкали мои веки, щеки, виски. Я почувствовала себя очень странно, мне хотелось большего. Но подлый зеленоглазый остановился.
– Твои губы, как лепестки последнего цветка шиповника, распустившегося на пике лета, – его губы коснулись моих, потом он поцеловал меня, совершенно иначе, нежно, нежно, усиливая невыносимое томление.
– Твои волосы… – но я ухватила его за черные пряди и прижала его рот к своему, просовывая язык так далеко, как только возможно и прикусывая зубами нижнюю губу зеленоглазого поганца.
– Какие еще волосы, если мы с губами не… договорили! – прошипела я, оторвавшись от него, чтобы вдохнуть.
– Оу! Зубы, как жемчуг, острые и беспощадные, к любимым, как к врагам… – выдохнул он, сдергивая рубашку с меня и просовывая руку в мои штанишки, а потом между бедер.
– Нет! Я ведь девушка? – прозвучало полуутвердительно-полувопросительно.
Он не ответил, но руку вынул, чтобы пропеть на ухо:
– Волосы – золотой поток на рассвете в горах Рэйнсмарры, – и нахально повторил движение, на этот раз просунув пальцы гораздо дальше между моих ног и…