Светлое будущее
Шрифт:
Поворачиваюсь. Смело, пристально ему в лицо:
— И тебе не противно?
От удивления вытянулось его лицо. Взгляд мне в глаза:
— По поводу?
— По поводу того, что я рассказала…
— А если бы добровольно… то это шарму бы придало, да?
Обомлела я от удивления.
Тотчас продолжил:
— Я к тому… что мне пофиг… сколько у тебя там их было. Не хочу даже знать. Главное… чтобы дальше — был только я. Понимаешь?
Ухмыльнулась пристыжено, спрятала взор.
Тягучая тишина — и вдруг рассмеялась. Странный какой. Добрый, но странный…
— Дурак
— Дурак, — ржет.
Глаза в глаза.
— А если у нас ничего не получится?
Рассмеялся внезапно:
— Значит оба будем дураками.
Закачала головой тотчас, давясь улыбкой. Зажмурилась — но вдруг движение, отчего резко распахнула веки. Близко, до неприличия… волнения, сумасбродства…
Дрожь по телу, страх.
Губы к губам. Расстояние вдоха…
Есть только прошлое и будущее. Здесь и сейчас — черта. И я не знаю… что мне делать. Не знаю куда деваться: в прошлое не вернуться, как и не изменить его, не исчерпать и не забыть, но в такое грядущее… страшно ступать, страшно на него решиться.
Замерла я не дыша. Не отстраняюсь… но и храбрости не хватает принять за себя решение. Невольное испытание… понимания, чувств, смелости — подался вперед, машинально облизался и тотчас коснулся своими устами моих. Вздрогнула невольно, но держусь. Не отстраняюсь — а потому напор сильнее. Еще миг — и обнял, притянул к себе. Решающий удар языка колокола о литой купол — и содрогнулась, пала моя вселенная… взорвалась осколками неверно склеенной чести. Сдаюсь. Обнимаю в ответ. Движение, ласка, напор. Невольно рассмеялся от счастья — поддаюсь. Усадил меня к себе на колени. Сжались мышцы в моем теле от страха. Взгляд глаза в глаза:
— Я тебя не обижу, — вкрадчивым шепотом.
И вновь притиснулся, прилип поцелуем к моим губам. Еще ласка, нежность — и друг проник в мой рот языком, но лишь на миг. Вздрогнула я невольно, но не отстранилась, не прервала, не отторгла его. Сдержалась. Скольжение рук — и вдруг сжал мою грудь, несмело, нежно, но с запалом. Поежилась. А перед глазами лишь только Мира. Заскребли кошки внутри. Жутко, гадко, мерзко стало. Будто сама лично совершаю нечто непростительное… что-то, что куда паскуднее… нежели совершили когда-то со мной. И снова крепче прижал меня к себе — ощущаю уже всего его, его настрой — а меня кто словно кислотой, лавой распеченной поливает. И отдернуться хочется — и силой останавливаю себя. Слезы подступили к глазам. Задыхаюсь. Выть хочется от жути. Но нельзя… нельзя поддаваться своему уродству. Я — урод… но изменюсь! Я стану «нормальной»!
Сама не знаю, как осмеливаюсь — протискиваюсь руками к его брюкам. Но от мысли… что мне придется его касаться, и ему — меня, что у нас это случиться, тотчас накрыло волной тошноты. Отдергиваюсь. Истерика горьким, зловонным, колючим полотном вмиг окутала, сжала в тиски, затянув удавку, а слезы — откровенными потоками помчали вниз. Живо сползаю, бросаюсь прочь — но догоняет. На карачках… хватает в объятия. Но не злобно, не силой… а странной больной заботой. Покачнулись — и завалились на ковер.
Завыла… горько, позорно… давясь мерзостью своей.
— Прости… я не могу… я…
— Ниче, зай, — ласковым шепотом на ухо. — Я все понимаю.
Еще сильней разрыдалась от этого его доброго, безобидного «зай».
Зайчонком… я — гадкая фригидка… даже конченной шлюхой быть не в состоянии. Не могу. Не могу я…
Не знаю, что это тогда было с Мирой. Как так и почему… алкоголь или что тому было виной, но…
— Прости меня, — горько вою. — Прости… суку конченную…
— Ну чего ты, сладкая? — тотчас еще сильнее прижимает к себе, целует в ухо. — Все нормально. Я понимаю… Я подожду — сколько надо будет: столько и подожду. Неважно… Тем более, — горькая, отчаянная попытка пошутить, — у нас и так… диплом вон на носу, а еще концертов сколько: первое апреля, день космонавтики, а там — майские… не говоря уже о промежуточных воплях. Вообще, некогда нам глупостями заниматься, тут ты права…
Невольно рассмеялась, давясь соплями.
— Ну вот… И вообще, поздно уже. Спать пора, а то завтра рано вставать. Оставайся у меня: свято обещаю одеяло не тырить. Ну?
Молчу, силой давя, сдерживая вспышки рыданий.
— Женьке только отзвонись, — заботливо продолжил, — а то еще ментов к нам пришлет — а мне их нечем кормить. С утра последний дошик заварил.
Рассмеялась невольно:
— Это же еда — идиотов, — нагло цитирую, дразня.
— Ну… ты ж сама меня на нее присадила, че теперь сделаю? Ну? — попытка заглянуть мне в лицо. Поддаюсь. Глаза в глаза.
— А как же замуж? — будто лезвие глотнув, рублю, кую я, пока еще горячо.
— А че с ним? — шутливое. — Думаешь… ЗАГС завтра закроют? Или не только минимальный, но и максимальный возрастной ценз введут?
Усмехнулась благодарно… за тепло, понимание… и заботу:
— Думаю… таких дураков не пустят, как мы.
— А мы им нашим утренником провальным пригрозим — если что, сразу пьяного Дед Мороза организуем — тут за Коляном не станет, уж поверь. Бесплатно подсобит — те навеки нас запомнят, и даже гипноз не спасет.
— А если лето будет? — поддаюсь на больную игру глупого веселья.
— Тогда это будет еще куда фееричней: в красных труселях и с бородой.
Рассмеялась. Обмерла, закусив губу на миг. А затем снова глаза в глаза:
— Спать?
— Спать, — живо закачал головой, состроив серьезную гримасу. — Только на диване, идет?
Улыбнулась:
— Чур я на краю.
— Да ради Бога! Хоть посредине! Главное… сильно в стену меня не укатай, а то в дырку провалюсь… или к соседям.
Тихо, сдержанно… хохочу невольно:
— Я тебя не стою.
— Ох-ох, — закачал головой, паясничая. Широкая улыбка расплылась на устах: — Я сам себя не стою… но как-то же живу. Вот и ты справишься!
* * *
Расстелить постель, забуриться в нее, крепко обнять друг друга и уснуть… прямо в одежде.
Не знаю почему, но вот это… мне понравилось. Даже самой смешно. Но правда.
Что ж… может, и верно: нужно время, придет момент — и свыкнусь с мыслью, определю и ему, Вадиму, место в своей жизни… а там и в сердце — причем не только как для хорошего друга, но и как для… мужа.