Светлое будущее

Зиновьев Александр Александрович

— Не вижу в этом ничего страшного, — сказала Тамурка.

— И я не вижу,- — сказал Антон. — Я лишь утверждаю, что фильм — вранье.

— Конечно вранье, — сказала Тамурка. — А если правду показать, будет неинтересно.

— Смотря кому, — сказала Ленка. — Я бы предпочла правду.

— Потому что ты еще маленькая и глупенькая, — сказала Тамурка.

Теща, Ленка и Тамурка затевают нудную перепалку, что не мешает им смотреть и комментировать фильм. Я краем уха прислушиваюсь к тому, о чем разговаривают Антон и Сашка.

— Обрати внимание, — говорит Антон, — как различаются «наши» и немцы. У наших у всех имена, лица, характеры, судьбы. Их всех, конечно, шлепнут. Но сначала они проживут индивидуальную жизнь на наших глазах. Они, скажем так, персонифицированы. Для нас с тобой они выделены как самодовлеющие личности с особыми «Я». И мы переносим это наше с тобой восприятие на них так, будто бы они персонифицированы

для самих себя. Это — одна из закономерностей восприятия произведений искусства. Теперь посмотри на немцев. Различаешь ты их имена и лица? Воспринимаешь ты их как личности с индивидуальной судьбой? Смотри, они внезапно и случайно выскочили, как призраки. Щелк, и готов один. Шелк, и нет другого. Они не персонифицированы. Попробуй поставь себя на их место. Представь себе, что ты — один из них, но такой, как он тут показан: мелькнул на экране, взрыв, и нет тебя. Так вот, главная ложь нашего искусства состоит даже не в том, о чем я говорил. А в том, что реально для подавляющего большинства людей (на войне и в мирное время тоже!) такой персонификации, как это изображает наше искусство, нет. А если и есть для некоторой части, то совсем не в таких формах. В каких? Например, холуйство и угодливость перед начальством. Стремление вылезти на вид. Шутовство. И т. и. Геройство? Иногда. Но о каком геройстве может идти речь для масс людей, уничтожавшихся без разбора авиацией, танками, артиллерией? Да и что такое геройство? Вот летит эскадрилья. Впереди идущий самолет сбили, а я уцелел. Я получил награду. В чем тут геройство? Случай. У нас говорят даже о массовом героизме. Что это? Реально это — массовые мучения. Тут, брат, заключена великая проблема.

— Но ведь и раньше так было. И на Западе так бывает.

— Бывало. Бывает. Но тут есть принципиальный аспект. Западная цивилизация, развив персонификацию индивида до высокой степени для значительной части населения, развила ее в той или иной мере для всего общества. Не забывай, между прочим, что верующий человек уже персонифицирован по крайней мере в минимальной степени: перед Богом, а значит, в своих собственных глазах. Даже деревенский пастух был более персонифицирован, чем нынешний заведующий... скажем, сектором или секретарь райкома партии. Наше же общество есть общество, осуществляющее общую деперсонификацию индивидов как принцип. У нас господствует тенденция, согласно которой степень персонифицированности индивида зависит от уровня его социальной позиции. Потому все эти «культы личности» у нас не случайны. Потому у нас ожесточенное самоутверждение с самовыделением пронизывает все стороны нашей жизни и все слои общества. В людях в силу их прошлой биологической истории сложилась врожденная способность — стремление к выделению себя из общества и осознания себя в качестве личности, т. е. в качестве некоей самодовлеющей ценности. Последующая история цивилизации развила эту способность до высокой степени. Современная культура, без которой современное (в том числе и наше) общество не может существовать, стимулирует эту способность в сильнейшей мере. А с другой стороны, социальный строй нашей жизни с необходимостью порождает тенденцию к деперсонификации всего (именно всего!) населения страны. Отсюда, естественно, вытекают наши чудовищные формы самоутверждения. Раздувание ничтожеств в гении, бесконечные самонаграды, звания. Когда в наших конторах сотрудники со злобой воюют за копеечную надбавку, дело тут не столько в размерах надбавки, сколько в самом ее факте. Стремление главы государства увешать себя орденами, чинами, званиями, мелькать в газетах и телепередачах с этой точки зрения явление такого же порядка, как стремление бухгалтера быть отмеченным благодарностью в приказе. Как тот, так и другой реально личностями не являются, но рвутся каждый в меру своих возможностей выглядеть ими в своих глазах и в глазах окружающих. Подчеркиваю, они стремятся не быть личностями (это для них исключено), а выглядеть так, будто они являются личностями. И получаются ложные личности, иногда — грандиозно ложные. Сталин, в частности, в значительной мере уже испытал явления этой закономерности, но в чистом виде пример ее дают наши теперешние вожди.

Я вспомнил стихи Ленкиного приятеля:

Теоретик — не сделавши открытия, Полководец — не выигравши сражения.

А я кто? Тоже ложная личность? А мое стремление попасть в академию? То, что я говорю сам себе о «пользе дела», — липа? Самоутешение? И я лихорадочно ищу выхода из положения. И я нахожу его.

— Дело не в уничтожении персонификации, — говорю я, — а в изменении ее формы. Просто коммунизм рождает иной статус личности

и иные представления о ней. Это — азбучная истина.

— Ты прав, — говорит Антон. — Но лишь в том смысле, в каком бедность есть разновидность богатства, глупость есть вид интеллектуального состояния, смерть есть форма бытия вещей. К тому же то, что я говорил, вполне согласуется с марксизмом: персонификация есть явление надстройки, а она, как известно, сбрасывается.

Фильм кончился. Симпатичный майор погиб, так и не соблазнив неприступную санитарку.

О ВОСПИТАНИИ

Антон обладает удивительной способностью: о чем бы мы ни говорили, он всегда находит такую сторону дела, которую никто не замечает и которая в конце концов оказывается решающей. Это — способность видеть истину сразу, отличающая прирожденного гения от всех прочих посредственностей. Вот, например, пришел Дима и рассказал, как его Маринку терзали в школе и райкоме комсомола (оказывается, для подачи документов на отъезд старшим школьникам нужна характеристика, а это значит — куча всякого рода сборищ, на которых ребенка поносят как врага народа и предателя).

— Идиоты, — говорит Димка. — Они же сами себе вредят. Они заставили всех Маринкиных друзей наговорить о ней всякого рода мерзостей. Они же сами не верят в это. И дома сами возмущаются, я это точно знаю. И дети не верят. Вот так вместо высоких качеств гражданина воспитываются цинизм, лицемерие, способность предавать друзей.

— Почему же идиоты, — говорит Антон. — Они делают именно то, что нужно: на конкретном материале вырабатывают у детей качества подлинного советского человека. Натаскивают. Тренируют. Как и нас постоянно тренируют на это, чтобы мы не разучились быть настоящими советскими людьми.

— Черт возьми, — говорит Дима. — Ты прав. Они педантично делают свое дело. Нет, друзья мои. Что угодно, только скорей отсюда. Скоро моему Витьке в школу. Как подумаю, что его здесь ждет, голова мутится. Не хочу, чтобы он был пионером, комсомольцем.

ЗАДАЧКА ДЛЯ ТЕОРИИ

В газете напечатали фельетон о борделе, который устроило себе начальство того самого знаменитого строительства в Заволжье. Бордель шикарный, с молоденькими девочками, с царской едой и выпивкой, с бассейном и финской баней. И бесплатный, конечно. Вся Москва болтает сейчас об этом. Был суд. И, как и следовало ожидать, дали крупные сроки непосредственным исполнителям («банщикам», «официанткам», «кладовщицам»), а главные действующие лица остались в тени и даже не фигурировали в материалах следствия. И, само собой разумеется, никто ни звука о том, что огромное число лиц из начальства и ударников комтруда (им тоже кое-что перепадало в этом борделе) не так давно стало Героями, орденоносцами, лауреатами, депутатами, делегатами. Их портреты мелькали в газетах и журналах. Их показывали в кино и по телевидению.

— Вот сволочи, — говорит Ленка. — Расстреливать таких мало!

— Кого ты имеешь в виду, — говорит Сашка, — высшее начальство или «банщиков»?

— Такие случаи у нас исключение, — говорит Теща. — И мы с ними боремся.

—Ерунда, — говорит Тамурка. — То, что устроили суд и напечатали в газетах, это действительно исключение. Почему пошли на это, трудно сказать. Наверно, передрались. Или на стройке рабочих кормить нечем. А то, что два года эта мерзость творилась на глазах у всех и никаких мер не принималось, это тоже случайность? Голову отдам на отсечение, они в этом своем заведении наверняка принимали и высшее московское начальство. Наверняка там паслись и чины КГБ, и чины прокуратуры.

И все мое семейство (включая Тещу) пустилось в воспоминания. Вспомнили Мжаванадзе, Насреддинову, вспомнили события во Львове и Рязани.

— А известно ли вам, что творится в Азербайджане? — сказал Сашка. — Наши русские чиновные жулики — щенки по сравнению с заурядными азербайджанскими...

И в таком стиле идет у нас беседа за ужином. И вообще почти всегда, когда мы собираемся вместе. Не о шедеврах литературы и живописи — их у нас нет. Не о возбуждающих проблемы и эмоции фильмах — их тоже нет. А о мерзостях нашей жизни — их у нас полно. И даже официальная пресса иногда уступает их напору, создавая иллюзию их случайности и исключительности в нашем обществе, иллюзию непримиримой борьбы с ними.