Светлячок
Шрифт:
Сейджан поздоровался со всеми за руку, пригласил за барьерчик. Убогое это было помещение. Саманные стены, низкий потолок, два обшарпанных стола, деревянный шкаф, коммутатор. Вот и вся почта.
Анюта глядела на все с таким видом, будто вернулась в отчий дом. Она даже прошлась по комнате и потрогала руками стены, шкаф, коммутатор.
Сейджан все время восторженно и недоуменно следил за Анютой и все хотел расспросить о чем-то, но не решался. Потом он помог Бугрову связаться по телефону с заставой. Старшина по фамилии Наумов доложил
– Вот приедете, тогда все и узнаете, товарищ Наумов.
Он разговаривал по телефону, а сам прислушивался к тому, как Анюта с пристрастием расспрашивала Сейджана о почтовых новостях, о здоровье его отца и матери, вспоминала какую-то Халиду, у которой полгода назад заболели глаза. Сейджан охотно отвечал ей, было видно, что он рад участливому слову и ему хорошо с ней. И это тоже отметил Бугров.
– Анюта, давайте сходим на ферму, договоримся насчет трактора, сказал он, повесив трубку.
Они вышли. Кромешный мрак подступал к самым дверям. Дождь все лил и лил, то усиливаясь с порывами ветра, то немного стихая. В окнах не светилось ни одного огонька.
– Не боитесь ехать верхом в такую погоду?
– А я привыкла. Чего бояться?
– Все-таки... Дождь, ветер, и вообще застава где-то у черта на куличках.
– Зато там ребята хорошие и мама. Я ведь выросла на границе.
– И троллейбусов нет, театров, танцев каждый вечер. Не то, что в Куйбышеве, - продолжал Бугров.
– Ну и что? Не в танцах счастье...
Бугров хотел спросить о самом главном и никак не мог. Некоторое время они шли молча. Капитан старательно светил фонариком, выбирая дорогу, подавая Анюте руку через лужи и колдобины.
Она заговорила первая:
– Вы вот, наверно, думаете, какая я решительная. Уехала из большого города в эдакую глушь. А никакая я не решительная. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаете, здесь легко?
– Ничего я не думаю!
– горячо подхватил Бугров, ободренный ее откровенностью.
– Ничего не думаю, - и вдруг неожиданно для себя признался: - Я ведь тоже разошелся. Была жена и нет.
Анюта остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом тихо спросила:
– А дети?
– Детей не было.
– То-то мне Федя Буханько сказал, что у вас никакой жены нет...
– А больше он вам ничего не сказал?
– сконфуженно спросил Бугров.
Анюта махнула рукой:
– А-а, мало ли что... Я вас понимаю. И не будем об этом, ладно?
Она доверчиво дотронулась до его руки. И Бугров почувствовал облегчение и покой на душе. Будто в кромешной и тревожной тьме вдруг замерцал светлячок.
5
Уже подали лошадей, уже попрощались с Сейджаном, когда зазвонил телефон, и Сейджан объявил во всеуслышание:
– Стоп! Телеграмма на заставу пришла. Давай тихо.
Он приготовился записывать, но к нему подскочила Анюта и схватила трубку:
– Разреши мне, Сейджан. По старой памяти. Товарищи, минуточку!
Сейджан освободил место и все притихли. Обычно телеграммы передавались из районного центра по телефону и уже отсюда доставлялись адресатам.
– Алло! Маруся, это ты?
– крикнула Анюта в трубку.
– Давай твою телеграмму. Это я, Анюта.
Она послушала немного и повторила нетерпеливо:
– Ну да, это я, Анюта Прибыткова. Да, еду на заставу, к маме... Ладно, потом объясню. Передавай!
Лучше бы она не садилась на место Сейджана! И лучше бы они скорее уехали на заставу. То, что произошло в следующий момент, заставило Бугрова вздрогнуть.
– Мне телеграмма? Из Куйбышева?
– растерянно переспросила Анюта, и глаза ее на секунду остановились на Бугрове.
– От него? Ну, давай...
Торопливо, дрожащей рукой она записывала телеграмму. Иногда она повторяла или переспрашивала отдельные слова, и постепенно до сознания Бугрова дошел весь смысл этого короткого послания. Коробицин просил прощения, клялся, что не может жить без Анюты, и сообщал, что через неделю приедет за ней.
– Все?
– спросила Анюта, но на том конце провода, видимо, ничего не ответили.
"Вот и все, вот и все", - звенело в ушах Бугрова и он шагнул к двери.
Но не ушел.
Анюта повесила трубку, поднялась с табуретки, сделала несколько шагов по комнате. Было слышно, как по стеклам барабанил дождь.
"Все или не все?" - с болью и надеждой думал Бугров, наблюдая, как на лице Анюты стремительно отражалась борьба чувств: и радость, и страх, и нерешительность, и опять радость, и опять страх. "Что же она решит?"
– Анюта, слушай Анюта!
– заговорил Сейджан.
– А ты забудь его, слушай, забудь. Верно, товарищ капитан?
– Пора ехать, - резко сказал Бугров и повернулся к выходу.
Что бы ни решила Анюта, пусть это будет потом, а сейчас надо ехать.
– Сейчас!
– встрепенулась Анюта.
– Пожалуйста, еще минуточку, я хочу ответить.
Бугров замер в ожидании.
Она устало переключила шнуры на коммутаторе, крутнула ручкой и крикнула в трубку:
– Алло, почта? Алло!..
На том конце провода не отвечали.
– Алло! Почта? Алло!
– кричала Анюта и крутила ручкой. Но линия молчала.
Тогда у коммутатора стал возиться Сейджан.
– Молчит. Речка из берегов вышла, столбы повредила, - объявил он через несколько минут.
– По коням, - негромко распорядился Бугров.
Все вышли на улицу. Тревожно выли собаки. Сейджан стоял в освещенном прямоугольнике двери.
Всадники тронулись. Ночь окружала плотным кольцом, черная и колючая. Оборачиваясь назад, Бугров еще долго видел единственный огонек у двери, светящий им, как маяк. Но вот и он исчез.