Светлые тени
Шрифт:
Катастрофически дерьмовое положение дел заставляет чувствовать себя, как будто ты находишься на одном из тех вращающихся аттракционах на ярмарке.
Нет, в Комнате смеха. Моя жизнь определенно похожа на Комнату смеха. Зеркала, искажающие картинки реальности, отражают то, что ты даже представить не можешь.
Только ты цепляешься за что-то реальное, как пол уходит из под ног, и вот ты уже на заднице и изо всех сил пытаешься твердо встать на ноги. Единственная разница... что в этом дерьме нет ничего
– Габриэлла?
– приглушенный голос зовет меня. Я знаю, что должна ответить, но земля снова движется, вызывая у меня непрекращающееся головокружение. Это не кончается. Никогда не кончится.
– Габриэлла?
– голос снова зовет. Я действительно хочу, чтобы люди заткнулись и прекратили называть мое имя. Я больше не знаю, кто эта девушка. Это не моя жизнь. Большинство людей утверждало бы, что ее никогда не было.
Но, по крайней мере, я знала, кем была. Я знала, что важнее всего для меня в этой жизни. И я знала, что готова умереть ради этого. Во всяком случае, я думала, что так и сделала.
– Габриэлла? Пожалуйста... ответь мне. Открой глаза, малышка!
– Что за...? Малышка? Что это еще за извращенное дерьмо?
– Не подходящее время, Александр. Отвали. Уйди, мать твою.
– Не неси чушь! Я никуда не уйду. Убери руки от моей дочери!
– Тебе не кажется, что немного поздновато проявлять родительскую опеку. Я знал и любил ее в течение прошлого года. А где тебя черти носили?
Глубокий рык разрезает напряженную атмосферу, как предупреждение о надвигающейся угрозе.
– Было бы мудро с твоей стороны тщательнее подбирать следующее слова, Дориан. Прямо сейчас, моя дочь испытывает боль, между прочим, из-за тебя, и нуждается в моей помощи. Я обещаю, что мы решим наши разногласия позже.
Ах. Вот и мы. Я точно знаю, в какой части Комнаты смеха мы находимся.
Это где на тебя что-то выскакивает и пугает до усрачки, заставляя кричать и бежать сломя голову. Часть, где дерьмо становится явью.
– Нуждается в тебе? Она нуждалась в тебе двадцать один год назад. Ну, а где ты был, Александр? А? Выжидал время, когда ей потребуется защита? Когда она будет в опасности?
– Давай не будем забывать, от кого ее нужно защищать, да, принц Дориан? Лучше скажи мне, из-за кого она подвергается опасности? Ты отлично знаешь, что я отдал свою жизнь, чтобы защитить ее. Все, о ком я забочусь - это Габриэлла. И если бы ты хоть капельку ее любил, то чувствовал, то же самое.
– Даже не думай, что можешь постичь всю глубину моей любви к ней. Она моя, а я ее. Я убедился в этом. И нет ничего, что ты или еще кто-нибудь можете сделать, чтобы изменить это.
Еще одно низкое, гортанное рычание.
– Уверен, мой старый друг? Или ты уже забыл кто...
Я изо всех сил медленно открываю глаза, желая остановить их перепалку,
Перед глазами появляется лицо Дориана, и он с облегчением вздыхает, морща лоб от беспокойства.
– Габриэлла, - выдыхает он так, будто его лишили драгоценного воздуха на несколько часов... дней... тысячелетий. Дориан ободряюще улыбается, после чего я неловко перевожу взгляд на что-то или кого-то напротив него.
Я умираю.
Не в буквальном смысле... Черт, я не могу сделать этого. Но что-то внутри меня - забытые воспоминания, горечь, ложь - разлетается в прах.
Потому что, то о чем я думала было реально - несмотря на все посланные мне этим миром страдания - а не тем, чем казалось.
Моя реальность стоит надо мной, смотрит сверху вниз с такой заботой и любовью, которая может теплиться только в глазах родителей. Так смотрит отец на дочь, когда она обдирает коленку или приходит домой в слезах, после того, как мальчишка разбил ее сердце.
Такой взгляд может похвастаться добротой, заботой и любовью.
Хотя я и не знаю этого поразительного человека передо мной, но с уверенностью могу сказать, что он мой отец. Что-то внутри меня расцветает в надежде, призывая принять это маловероятное открытие и отчаянно держаться за прекрасное видение, опасаясь, что оно растворится на моих глазах.
– Габриэлла?
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, да что угодно, но не могу подобрать правильных слов. Итак, настоящая Габриэлла во всей своей красе, я озвучиваю первое, что приходит на ум.
– Ты довольно неплохо выглядишь для мертвого парня.
Александр выдыхает и улыбается, как будто он только что услышал мой первый крик после рождения. Я думаю, в некотором смысле, так и есть. Это наше первое знакомство. То, что было украдено у нас двадцать один год назад.
– Мое дитя, - бормочет он, неуверенно поглаживая спутанную, неопрятную копну волос на моей голове. Он касается меня с неохотой, которую может понять только Темный. Он излучает чистую, безграничную, бескорыстную любовь, то, что они редко чувствуют или испытывают.
Я приподнимаюсь, чтобы лучше рассмотреть его, и меня тотчас ошеломляет его красота. Темные кудри, бронзовая кожа и поразительно ярко-голубые глаза.
Его волосы длиннее, а на подбородке легкая щетина, которой вполне достаточно, чтобы придать ему угрожающий и опасный вид. Тем не менее, он, несомненно, красив.
Почти смазлив. Этот человек не может быть моим отцом. Несмотря на его разорванный пиджак и перепачканную кровью льняную рубашку, нет ни шанса, что я могу состоять в родстве с кем-то, кто так чертовски хорошо выглядит. Но я вижу... я вижу себя.