Светлый импульс
Шрифт:
Она влюблённым взглядом смотрит на Исанни, и явно мечтает во всём ему угодить. Видя этот взгляд, я сразу ей всё прощаю. Любовь – страшная штука, ей нельзя приказать пойти вон. Эта чёртова любовь управляет поступками человека, меняет его, и часто таким вот образом заставляет забыть о самоуважении, пресмыкаться, подлизываться и терять свою личность.
– Что оно здесь делает? Какого чёрта пряталось и подглядывало за нами? Оно извращённое, тупое или безумное? – брезгливо продолжает издеваться компашка, действительно, забыв про намерение сбросить Киртиса с крыши.
Мне не привыкать – моё-то самоуважение давно сдохло в корчах и мучениях, и чтобы не нюхать нестерпимую вонь от его протухших останков,
– А ну иди сюда, – свистит мне сверху один из парней.
Отступать поздно, да и трусливо, но я всё же делаю несколько шагов назад, затем поворачиваюсь спиной, пытаясь сделать вид, что не слышал или не обратил внимания на эти слова. Конечно, этой жалкой попыткой не обмануть ни их, ни даже себя. Но поступить иначе – сложно. Страх, обида, ненависть к себе сдавливают шею, мешая дышать.
Но ребята уже раззадорили друг друга и не намерены так просто отпустить беспомощную, пусть и не очень интересную жертву.
Уже через пару минут, они с гиканьем догоняют и ловят меня, а затем тащат назад, к магазинчику. А потом и вовсе, поднимаются со мной наверх, приговаривая, что даже такому конченому трусу, как я, будет не страшно постоять на крыше, или даже прыгнуть с неё. Ведь на это способны даже самые жалкие и бесполезные создания.
Я с самого начала знал, что ничем хорошим моё появление около них не кончится, и потому не очень-то удивлён. Тело зажато, все мышцы так сильно наряжены, что я даже не в силах сопротивляться, не могу врезать хоть кому-то из них в ухо. Да что там – ни ругательства и проклятия, ни даже жалкие просьбы не вырываются из моей глотки. Я будто связан, закован в футляр, заколдован, заморожен, и заранее разбит об жёсткую водную гладь.
Меня поднимают на руки, раскачивают, готовясь бросить в воду, и я до конца даже не верю, что это происходит со мной.
– Оставьте его в покое, – вдруг громко кричит Дженнис, решительно распихивает стоящих на краю парней, выдирает меня из их рук. – Стоило мне только спуститься вниз, чтобы отлить, как вы учинили очередную чушь! Вы подумали своими жабьими мозгами о последствиях? Что с вами сделают за покалеченного сына Магистра?
Его слова отзываются в моём сердце с болью. Вроде бы я спасён, но только потому, что по недоразумению прихожусь сыном влиятельному человеку.
Но Дженнис продолжает удивлять:
– И вообще, сволочи охреневшие, десять на одного, это тупо и трусливо. Позорные зассыхи.
Как ни странно, никто из «зассых» не рвётся начистить ему лицо за такие слова. Хоть их и больше, но они трусливее его. И ответить на его слова им нечего.
– Идём, Ингрис, – Дженнис тянет меня за рукав и уводит в сторону, на противоположный край крыши. – Покурим, успокоимся, да и спустимся.
Я беру из его рук сигаретку. Вообще-то, курить на Диске строго запрещено, так как эта привычка считается вредной не только для здоровья, но и для окружающей среды. Отец рассказывал мне, что на Земле сигареты совсем другие, они содержат табак, никотин, смолы и кучу другой дряни, но даже там люди не в силах отказаться от них, и чуть ли не половина всего населения является заядлыми курильщиками. Здесь же всё куда безобиднее: берётся высушенный лист от Тракового дерева, в него заворачивается смесь от Толстого кактуса, бискуса и хмеля. Полученную самокрутку поджигают зачарованным огнивом так, чтобы слегка тлела, не затухая. Затем вдыхают дым с чадящей стороны раскрытым ртом, и выдыхают носом. Выглядит это некрасиво, вкус неприятен, запах и вовсе сладковатый и отвратительный, но зато у курящего эту дрянь человека улучшается настроение и самочувствие. И именно это мне сейчас и надо, тут Дженнис прав.
Зажимаю рукой нос, разеваю рот, словно малыш у логопеда, глубоко вдыхаю, и чувствую, как синеватый дымок заполняет мои лёгкие и всё моё тело.
С трудом подавляю кашель. Однако на глазах всё же выступают слёзы. Дженнис понимающе хлопает меня по плечу:
– Ничего. Это с непривычки.
– И чего это он возится с этим тупарём? – раздаются непонимающие голоса остальных.
Они сгрудились в стороне и тоже курят, иногда бросая в нашу сторону неодобрительные взгляды. Моя бывшая подруга, пользуясь тем, что внимание её визави занято другим вещами, берёт его под руку, приближает свою щёчку к его лицу, якобы стараясь дотянуться до чадящей дымом палочки, но на самом деле желая быть к нему как можно ближе. Но тот стряхивает с себя её руки, но затем, одумавшись, обнимает сзади, положив ладони на грудь. Она деланно смеётся, ей явно неловко и неприятно. Остальные ребята одобрительно гогочут.
– Если эта девушка тебе нравится, достаточно вести себя как последний козёл, и она вся твоя, – говорит мне Дженнис.
Я киваю, так как тут глупо спорить.
Только вот Карина не нужна. По крайней мере, в качестве девушки – точно.
Вздыхаю, отворачиваюсь в сторону, чтобы скрыть интерес, и втихаря бросаю на собеседника косой взгляд. Я впервые рассматриваю его так близко.
У него тёмная кожа, тёмные глаза, тёмные волосы, и он очень красиво смотрится сейчас, спокойный, расслабленный, освещенный мягким солнечным светом, окутанный лёгким голубоватым дымом. Мне хочется поблагодарить его за спасение, но я не могу раскрыть рта, и не хочу ещё сильнее унизить себя, хотя, кажется, сильнее уже некуда. Но, к счастью, ему не нужна ни благодарность, ни даже простая беседа со мной, он молча вдыхает дым, не забывая и мне давать вдохнуть, и задумчиво смотрит вдаль, на озеро.
– Этот Ингрис всего лишь жалкий слабак, – говорит за нашими спинами Рочестер, специально повышая голос так, чтобы я точно его хорошо расслышал. – Какой там прыжок с крыши, если он на спортивном занятии на даже дециметр не может от пола оторваться. Тюфяк, позорник, тьфу.
Дженнис сжимает губы и кулаки. Он снова готов защитить меня, я чувствую, знаю это.
И вдруг что-то происходит. Моё самоуважение, всё это время мирно покоившееся под землей, вдруг просыпается и выкапывается из своей могилы, собирает и прилепляет к себе отваливающиеся конечности, встряхивается и выпрямляется. Своим ростом и весом оно вытесняет, выдавливает из сознания страх. Лишившись своего места, страх бежит прочь, жалобно попискивая и подметая хвостом дорожку.
Я прищуриваюсь и зло выдыхаю. Я не могу позволить, чтобы кто-то другой защищал меня. Да и невозможно это. Только я, я сам могу ответить не только мучителям и хулиганам, но и собственной мерзкой, несправедливой судьбе, бросить вызов своему мировоззрению, безжалостно пнуть тягу к спокойствию и несопротивлению.
Я знаю, что глупо было бы стараться доказывать что-то кучке подростков. Но в данный момент я всё же хочу, безумно хочу доказать, что я достойный человек, что я – личность. Доказать не им, а самому себе.
Мне надоела позиция молчания и невмешательства. Она не помогает мне. Она разрушает меня. И я больше не могу этого допускать.
– Не надо, Ингрис! – вскрикивает Дженнис и протягивает руку, чтобы остановить меня, но его пальцы хватают лишь пустое место.
Я уже несусь к краю крыши.
Самое главное сейчас – не засомневаться и не притормозить у самого конца. И я не торможу, наоборот, ускоряюсь, и отталкиваюсь вперёд и вверх, выбрасывая своё тело, словно тяжёлый спортивный снаряд. И целых несколько секунд испытываю скоростной полёт пополам с невесомостью.