Светлый мир
Шрифт:
— Он мой муж, таки, — тихо повторила мать и, опустив взгляд, пошла к застывшему отцу.
— Не лезь не в свое дело, старик! — радостно осклабился Тиври и вышел вон, не глядя идет ли за ним жена и сын.
Но те брели, мать так и не подняла взгляда, а Скагар с тоской оборачивался на оставшийся позади большой семейный дом.
Новый домик был маленький. Меньше чем комната для младших оставшаяся в прошлом.
— Не смей рыдать! — взревел отец, в очередной раз опуская длинную тонкую палку на руки Скагара, пытавшегося прикрыться, скрестив
Мать, вскрикнув еще раз, попыталась остановить разбушевавшегося отца, повисла на его руке.
— Не смей! — еще пуще взревел Тиври, легко отшвырнув маленькую женщину. Следующий удар уже достался ей. — Не смей делать из него бабского последыша! Он мой сын и должен быть сильным, должен с достоинством принимать наказание.
Успокоившись, Тиври сел у стола, перебирая наконечники для стрел. Мать, не смея пошевелиться, застыла у стены. Каштановые волосы растрепались, залепив красивое, но осунувшееся лицо, ее карие глаза смотрели в одну точку, распластанную на полу и так же не смевшую подать звука.
— Вставай! — разобрав наконечники на две кучки, велел отец.
Скагар попытался, но боль сковала тело, не позволяя пошевелиться. Изо рта вырвался тихий стон, но даже желай мальчик заплакать, не смог бы.
— Вставай!
Скагар дернулся, попытался опереться на руку, но та не слушалась, превратившись в единый ком боли. Сознание, и до того периодически меркнувшее, покинуло маленькое тело.
Очнулся Скагар в домике знахарки. Айша смотрела на него ласковыми глазами цвета летнего неба и протягивала в плошке жуткое, вонючее зелье. Отхлебнув предложенное, мальчишка задергался на лавке, отворачиваясь и отбиваясь.
— Ну-ка прекрати! — грозно сдвинув брови, велела Айша. — Пей.
И Скагар выпил и даже удержал рванувший обратно напиток в себе. Отдышался, прислушиваясь и спросил робко:
— А где мама?
— Она только что ушла. Просидела всю ночь у твоей постели. Теперь же ей самой отдохнуть нужно.
Айша была магом, довольно сильным, и уже на следующий день Скагара она выпустила, попросив напоследок:
— Только на Большие камни больше не лазь, договорились.
Скагар удивленно поднял брови. Он прекрасно знал, что на Большие камни ходить нельзя, но кивнул согласно и уверенно.
На следующий раз Айша уже встретила его и мать хмурым взглядом.
— Папа, не надо!
Скагар не кричал, просил осторожно, боясь сделать хуже.
— Не смей жалеть ее. И запомни, — медленно, между ударами наставлял Тиври, — бей! Баб бей всегда. Только тогда они будут с тобой добрыми и ласковыми. Только рядом с сильным мужчиной будут эти твари людьми. Бей и никогда не жалей.
Мать молчала, она, как и Скагар привыкла, знала нельзя кричать, нельзя плакать.
— Хватит! — Скагар не выдержал. Стоило Селье после очередного удара опуститься на пол, и он сорвался с места, повис на уже занесенной палке. И переключил безумца на себя.
Вести его к Айше отец запретил. Два дня Скагар недвижно лежал на лавке. Два дня не смыкая глаз просидела над ним мать. Наконец, на третий, в дом без стука ворвалась Айша. Откинула силой взревевшего, бросившегося к ней Тиври и приказала зашедшим следом деду и братьям отца нести мальчишку к ней в хатку. Тиври орал, порывался схватить свою палку, но Айша лишь взглянула ему в глаза и промолвила жестко:
— Твой сын при смерти. Будешь мешать лишишься наследника.
И Тиври отступил, позволил вынести ребенка на улицу.
Именно в тот раз в Скагаре поселился кто-то другой. Пока маленькое тело лежало, бесчувственно глядя в беленый потолок, этот кто-то осматривался вокруг. Думал и делал выводы.
Прошло три года. Скагар вырос, вытянувшись вверх, но постоянные травмы иссушили его тело, сделав похожим на мумию пролежавшую десятки лет во льдах. Волосы его из каштановых кудрей обратились седыми лохмами.
Взрослые обитатели деревни старательно игнорировали его. Мальчишки лезли драться, правда, с каждым годом все реже. Что-что, а стоять за себя Скагар научился: и кулаками махал лучше всех в селе, и язык имел острый.
Сегодня не повезло. Кроан, сын Драза, обиженный на едкую фразу Скагара бросился на него с кулаками. Скагар отбился, но в нос получил. Теперь он сидел над мелким ручьем, текущим сразу за деревней и остервенело тер лицо ледяной водой. Руки отмерзли напрочь, обратившись красными колодками, но Скагар давно научился не обращать внимания на боль. Что его беспокоило, так это не желавший возвращаться в норму, красный и опухший нос. Идти домой в таком виде было нельзя. Было страшно. Отец не послушает, что Скагар победил, Тиври заметит лишь то, что сын пропустил удар, и накажет.
— Ну давай же, давай, — отчаянно повторял мальчик, негнущимися пальцами пытаясь вмять припухлость обратно, сравнять ее, скрыть. Отражение глумливо мерцало, показывая красную луковицу цнаки вместо носа на белом до синевы лице. — Тьма, — зло простонал Скагар и ударил кулаком по несговорчивой воде.
Тут же что-то изменилось. Наконец в бегущем зеркале отразилось знакомое бледное лицо без изъянов. Удивленно моргнув, Скагар наклонился ниже, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Но отражение не врало, в мальчишке, на восьмом году жизни проснулся дар. Светлый дар адругов, позволявший скрывать явное.
Радостно смеясь, мальчишка вскочил на ноги и бегом кинулся домой, пока не стало слишком поздно и не влетело уже за опоздание.
Забыл Скагар лишь об одном — его дар только проснулся и был слишком слаб. Любой мог увидеть, что он скрывает, если бы захотел, а отец захотел.
— Ты слабак! — орал Тиври, вновь и вновь опуская палку на вздрагивающего сына.
Сегодня отец останавливаться не собирался.
Бледная, исхудавшая за эти три года Селья вздрагивала вместе с сыном, на каждом глухом ударе, сопровождавшемся тихим хеканьем и едва различимым болезненным выдохом.