Светлый остров
Шрифт:
— Да?
Он сразу перешел к делу.
— Для чего ты сказала, что Джинкс твоя дочь?
Она вздрогнула.
— Как ты узнал? — Но это уже не было для нее потрясением, она была частично готова к этому после странных взглядов Симона несколько часов тому назад. Что-то произошло, когда она выходила на время из комнаты Джинкс; он хотел что-то выяснить, именно поэтому он отправил ее тогда вниз за бинтами вместо того, чтобы позвать служанку. Глаза Симона блеснули.
— Ты хоть понимаешь, что ты наделала? — В какой-то момент она увидела перед собой его — взбешенного, безжалостного, его черные глаза угрожающе сощурены. — Я был готов задушить тебя, если бы мы были одни. — Он замолчал, ожидая, что скажет она. Но она не могла на это ничего ответить.
— Я еще раз тебя спрашиваю, зачем ты сказала мне эту чудовищную ложь?
Она облизнула пересохшие губы.
— Это… это было сделано в отместку, — начала она, но он прервал ее.
— За что?
— Потому что ты унизил и напугал меня. А я всегда говорила себе, что отомщу за то, что сделал со мной отец Джинкс, даже если эта месть достанется другому мужчине.
Мало похоже на правду. Ей даже не надо видеть лица Симона, чтобы почувствовать, что это так.
— И я тоже должен был страдать из-за этого? — он тряхнул головой, словно был поставлен в тупик ее поведением. — Расскажи мне об отце Джинкс. Как девочка оказалась у тебя?
Его голос звучал мягче и, подбодренная этим, Эллин попыталась уклониться от ответа, спросив, в свою очередь, как он понял, что Джинкс не ее дочь. Он ответил, что долгое время наблюдал за девочкой и был ошарашен и заинтригован выводом, что она ни в чем не напоминает мать.
— Так ты замечал ее присутствие? — прервала его Эллин. — Я была уверена, что ты ее полностью игнорируешь.
Он слабо улыбнулся.
— Невозможно не замечать такого ребенка, как Джинкс, Эллин. Я видел, как она очаровательна, и она станет еще милей, когда я сам буду воспитывать ее.
— О, ты собираешься это сделать? — она с благодарностью посмотрела на него. — Я знаю, я не была с ней всегда последовательна, но и тетушка Сью всегда говорила, что девочке нужно мужское влияние.
— Кажется, она уверена, что она должна исправиться, чтобы угодить мне, — Симон засмеялся, — она такая плутишка, очаровательная маленькая разбойница. — Он стал объяснять, что только вчера он видел, как Джинкс писала свое имя. Она не видела, что за ней наблюдают и разговаривала сама с собой. Он услышал, как она сказала себе не забыть написать свою фамилию и произнесла ее по слогам: «Марс-ленд».
— Конечно, это ничего не доказывало, но мои подозрения усугубились. А сегодня вечером, когда ты вышла из комнаты за мазью, я заметил альбом для рисования, лежащий у кровати. Ожидая твоего возвращения, я открыл альбом и заметил, что «Марсленд» было везде подписано другими чернилами. Я стал расспрашивать Джинкс, но ничего не успел узнать до того, как ты вернулась и принесла мазь.
— И поэтому ты отослал меня вниз за бинтами.
— Конечно. Джинкс щебетала без остановки — к этому времени она уже поняла, что меня можно не опасаться, — и было совсем не трудно узнать то, что я хотел. Она сказала мне, что недавно, совсем недавно, — добавил он, не сводя с нее глаз, — ты сказала ей, чтобы она всегда добавляла «Марсленд» к своему имени.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и Эллин опустила голову. Она сбивчиво стала объяснять, как получилось, что она оставила Джинкс у себя. Когда она подошла к концу этой нехитрой повести, она взглянула на него, ожидая прочитать на его лице презрение, ведь она так наивно позволила себя обмануть. Но, к своему крайнему удивлению, она увидела совсем другое выражение, и его голос зазвучал понимающе и почти нежно.
— Семнадцать… Сама почти ребенок. Почему же ты не захотела отдать ее в приют, если ее отец скрылся и бросил ее?
Эллин решительно покачала головой.
— Я не могла, я была слишком к ней привязана. Может, это прозвучит нескромно, но я уверена, что если бы Джинкс усыновил кто-нибудь другой, она не была бы так счастлива, как со мной, ну и с тетушкой Сью, конечно.
Потом она стала рассказывать, как никто из соседей не соглашался взять девочку.
Он пропустил последнее замечание мимо ушей и только сухо заметил:
— Ну разумеется, Джинкс была счастлива у тебя. Она была вольна делать все, что ей вздумается.
— Совсем нет, — запротестовала Эллин, — она вовсе не испорченный ребенок!
Симон недоуменно улыбнулся, и у Эллин перехватило дыхание. В эту минуту он был почти так же хорош, как тогда на корабле — почти, но не совсем, потому что в его глазах все еще теплилось осуждение.
— Ну и сколько времени еще ты собиралась таить от меня правду?
— О Джинкс? Не все время, конечно, — призналась она и с тревогой заметила, как он скривил губы.
— Следовало бы задать тебе трепку за все твои проклятые глупости. Ты лгала и тогда, когда отрицала, что полюбила меня еще на корабле. Я-то прекрасно знал, что ты любила меня, и когда ты сказала, что это не так, я был ошеломлен…
Он замолчал и шагнул на середину комнаты.
— Иди сюда, — скомандовал он, но произнес это так нежно, что у нее слезы навернулись на глаза. Она приблизилась, и он взял ее дрожащие руки в свои.
— Как ты думаешь, зачем я приехал в Англию? — Он встряхнул головой и назвал ее самой глупой и самой милой женщиной на земле. — Я понял, что люблю тебя, почти сразу, как только ты уехала с Крита, но мне казалось, что это забудется. Не могу сказать, чтобы мысль о браке тогда привлекала меня, — добавил он с улыбкой сожаления. — Но очень скоро я понял, что я должен обладать тобой. Да, Эллин, я знаю, что ты скажешь. Да, это было желание, но ведь это совсем не то, о чем ты подумала.
— Сейчас я поняла это, — сказала Эллин. Рассказав о том, что она услышала, когда подслушивала сегодня за дверью, после смущенного молчания произнесла: «Агапи моу, сагапо» — и тотчас же она оказалась в его объятиях, губы их встретились.
— Милый мой… как я люблю тебя! — прошептала она. Затем, слегка отстранившись, она воскликнула:
— Ну почему же ты не сказал мне сразу, Симон, что ты приехал в Англию потому, что любишь меня и хочешь жениться на мне?
Он изумленно поднял брови.