Светлый старец
Шрифт:
Погребение о. Феодора (фото с официального сайта Троице-Сергиевой Лавры)
Погребение о. Феодора (фото с официального сайта Троице-Сергиевой Лавры)
Похоронили о. Феодора на территории храма Спаса Нерукотворного в селе Деулино Сергиево-Посадского района 4 . Там же похоронены и некоторые другие насельники Лавры: его бывший сосед по келье и смиренный старец схиархимандрит Михаил, иеродиакон Донат, православный мыслитель и преподаватель академии архимандрит Георгий (Тертышников), который, как и батюшка, очень любил и изучал труды святителя Феофана Затворника.
4
Храм этот числится подворьем Лавры.
9-й день после погребения старца был днем рабочим, и о. Сергий Глебов отслужил тогда панихиду на его могиле один. Не удостоился батюшка соборной молитвы на своей могилке в этот день. Вспоминается 9-й день после кончины любимого им старца о. Серафима (Тяпочкина), когда панихида прошла при большом количестве верующих. Сложно сказать, с чем это связано. Конечно, много людей
После похорон над могилкой о. Феодора был установлен деревянный крест, который впоследствии был заменен на гранитный. Могилку постоянно посещают духовные чада батюшки, а паломники едут сюда молиться и часто оставляют у березки рядом с могилкой записочки со своими просьбами. Похоже, что на многие свои прошения они получают ответ и молитва их к Богу через посредничество о. Феодора бывает услышана. Ведь записочки эти не иссякают, а значит, у людей есть доверие к молитвам почившего старца, и эти молитвы им помогают. Иначе, думаю, не было бы ни этих молитв, ни записок с прошениями.
Гранитный крест на могиле о. Феодора (фото из личного архива о. Сергия Глебова)
Сережа
Весть о тяжелой и практически неизлечимой болезни студента Московской духовной семинарии Сергея Коваленко пришла ко мне абсолютно неожиданно. С Сережей, как его называли многие, мы познакомились еще в Сумах и именно от него я впервые узнал об о. Феодоре. Сам недавний выпускник Курской семинарии, я нес тогда в Сумском пастырско-богословском духовном училище послушание библиотекаря и по роду своей деятельности общался с воспитанниками. Сергей Коваленко был из благочестивой семьи. Родился он 25 сентября 1977 года в поселке Краснополье Сумской области. Мама его (набожная женщина) воспитала сына в вере и церковных традициях благочестия – так же, как и других своих детей. К сожалению, судьба двоих из них сложилась трагически. Старшая сестра Сергея Наташа умерла от почечной недостаточности, и от этой же болезни через несколько лет умер Сергей. Младшая сестра Ксения, слава Богу, сейчас жива и здорова.
Студент МДАиС Сергей Коваленко (2004 г.)
В Сумское духовное училище Сергей Коваленко поступил уже после армии (служил он в танковых войсках). Будучи воспитанником училища, он был одновременно иподиаконом у тогдашнего епископа Сумского и Ахтырского Иова (ныне – епископ Каширский, Управляющий Патриаршими приходами в Канаде). Часто с владыкой он ездил служить по городским и сельским приходам, но в учебе старался не отставать, учился хорошо. Собственно, стремление и способности к учебе, а также внутренняя дисциплина позволили ему отлично окончить духовное училище в Сумах и поступить на 1-й курс Московской духовной семинарии. Я тогда уже учился на 2-м курсе академии, куда тоже поступил из Сумской епархии, и так же, как Сережа, – по благословению владыки Иова. Еще в Сумах, в общей студенческой келье, я увидел прикрепленную к стенке над кроватью фотографию радостного седовласого старца в стареньком сером подряснике, с лопатой в руках. По-видимому, его сфотографировали во время короткого перерыва в работе. Уже позже я узнал, что это была фотография, сделанная в пос. Лоза Сергиево-Посадского района, где батюшка молился и работал на восстановлении храма святой равноапостольной Марии Магдалины. Увидел я эту фотографию и сразу проникся к изображенному на ней престарелому монаху каким-то родственным чувством. Мне показалось, что я его очень-очень давно и хорошо знаю. Будто этот старец – мой родной и любимый духовный отец. Уже позже, когда я встретился с отцом Феодором в реальной жизни, я только убедился в подлинности тогдашних своих чувств и переживаний. Сам о. Феодор не считал меня своим духовным сыном. Более того, обладая отличной памятью (в чем я неоднократно убеждался лично) о. Феодор «забывал» мое имя и переспрашивал, как меня зовут. Может быть, он делал это намеренно с определенной духовной целью. Но, возможно, он просто не мог упомнить по именам всех, кто окружал его, помнил лишь особенно близких духовно или тех, кого знал многие годы. Вообще, он, кажется, никого не записывал в свои «духовные чада», а наоборот, говорил по этому поводу: «Я бездетный, у меня детей нет». Но, несмотря на это, я сам, как, полагаю, и многие другие люди, встретившие о. Феодора в своей жизни, стал считать себя его чадом духовным, а сам старец никого не отвергал, совершая свое служение духовного отца и наставника.
Но вернусь в Сумы. Фотография на стенке принадлежала студенту Сереже Коваленко. Узнав об этом, я нашел Сережу и начал его расспрашивать, кто это изображен у него на фотографии. Оказалось, что это «батюшка Феодор, который живет в Лавре». С того момента мы, можно сказать, и подружились с Сергеем (хотя у нас не было никогда какой-то крепкой дружбы, но отношения стали как бы родственные, братские) – отец Феодор нас познакомил и подружил. Вообще, как часто бывает у настоящих духовников, а у о. Феодора это было однозначно – многие из тех, кто его знал, кто приезжал к нему издалека или посещал его в лаврской келье, – все становились как бы братьями и сестрами. И сейчас, спустя несколько лет после смерти отца Феодора, это родство не пропало, а в некоторых случаях стало даже крепче…
После такого моего знакомства со старцем по фотографии, зародилась у меня мысль поступить на обучение в Лавру и лично познакомиться и пообщаться с увиденным мною на фотографии лаврским батюшкой. Учиться в Лавру и к о. Феодору мечтал поехать тогда и Сережа, который его лично уже знал. В итоге мы оба в скором времени стали воспитанниками московских духовных школ и поселились, как это принято говорить, в «большой келье Преподобного аввы Сергия, игумена земли Русской». Убежден, что произошло это чудо (а иначе как чудом назвать поступление в лаврскую семинарию или академию я не решаюсь) в том числе и по молитвам старца Феодора, к которому и я, и Сергей ходили за благословением на поступление.
Во время учебы мы с Сергеем пересекались нечасто – в основном, в какое-то свободное от учебы или послушаний время, на трапезе и, конечно же, в келье о. Феодора, куда многие из нас, студентов, ходили читать книги или помогать делать аналои. Получается, у батюшки среди студентов была целая куча «келейников», которые могли исполнить любое послушание, выполнить любую просьбу. Но сам о. Феодор, который привык всю жизнь до устали и трудиться, и молиться, никогда не злоупотреблял этой возможностью. Я бы сказал, что он больше помогал нам, чем мы помогали ему. Сам же он терпеливо и смиренно нес свой крест болезней и многоразличных скорбей, показывая пример крестоношения всем остальным. Вообще, относительно своих посетителей он неоднократно говорил: «Я никого не зазываю и никого не отгоняю». Такое вот средневзвешенное, мудрое решение. Думаю, оно помогало старцу держаться независимо, несколько отстраненно от эмоций посетителей, а также в определенной степени исключить проблему мироносничества и ложного преклонения перед духовным лицом, существующую в нашей церковной среде. Однако некоторая отдаленность старца и его ровное отношение ко всем отнюдь не исключало подлинного духовного сопереживания человеку, вовлеченности старца в те проблемы (будь то проблемы духовного или социального порядка), с которыми к нему приходили люди. У о. Феодора был дар христианской любви, и этим многое определялось в его отношениях с теми, кто так или иначе с ним соприкасался в своей жизни. Не имея подлинной любви к Богу и людям, он не смог бы оказать такое возрождающее действие на жизни людей, о чем свидетельствуют сами эти люди. Также он не смог бы оставить о себе и памяти как о подлинном духовном наставнике и вселюбящем пастыре и отце…
Дальнейшая судьба Сережи сложилась, с одной стороны, трагически, а с другой – выявила крепость его веры и показала великую любовь Божию к нему. Этому благочестивому человеку во время учебы его в Московской духовной семинарии была послана тяжелая болезнь как испытание его веры в Бога, веры в жизнь. Удивительно, но и то и другое у него сохранилось в течение всего времени болезни. Совет о. Феодора терпеть болезнь и не стремиться к операции он воспринял, мне кажется, с самой что ни на есть детской верой в Бога и абсолютным доверием к своему духовному отцу. Он понимал, что, возможно, болезнь окончится смертью и что эта его болезнь есть начало подготовки к уходу в вечность, но эти тяжелые думы воспринимал спокойно, полагаясь во всем на Христа, на помощь Божию и преподобного Сергия. Именно такой настрой, полагаю, в итоге и помог ему претерпеть тяжелые предсмертные страдания, а затем встретить и саму смерть. Так получилось, что, даже имея все финансовые возможности для того, чтобы провести операцию в Москве (а семинария смогла тогда собрать на операцию Сергею всю необходимую сумму, исчисляемую десятками тысяч долларов), технически ее подготовить и провести не удалось. Тяжело больной Сергей был сначала вынужден уехать к себе домой в Сумскую область – его как гражданина Украины оперировать в Москве отказывались. А затем, когда все же появилась возможность эту операцию в Москве провести, то в связи с резким ухудшением состояния здоровья его уже невозможно было транспортировать из Украины. Он умер у себя на родине, в Сумах, находясь на искусственной почке. Организм не выдержал гемодиализа. Но душа Сергея, как свидетельствуют близкие люди, посещавшие его в больнице, была крепка надеждой и верой. Те, кто был на отпевании Сергея, могли бы засвидетельствовать и о том, что лицо его, лежащего посреди церкви в гробу, выглядело просветленным. Страдания, которые он переносил с верой и молитвой в последние дни своей жизни, покинули его, а на лице был запечатлен покой и тихая радость. Он лежал в гробу и улыбался, будто, уходя из этого мира, он встретил своего любимого Господа лицом к лицу и возрадовался духом в этой долгожданной встрече. Улыбка на Сережином лице как бы сохранила для нас миг этой Встречи как свидетельство слов Господа Иисуса Христа: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 6:24).
«Войны не будет!»
Эта книга должна была выйти еще до начала трагических событий на Украине 2014—2015 годов. Что-то этому помешало. А когда началась гражданская война и кровавый геноцид русского и украинского народа, работа над книгой как абсолютно мирным проектом вынужденно прервалась. Такой паузе поспособствовал и еще один факт. Приблизительно в 2004 году, когда к власти на Украине пришли «оранжевые», многие православные украинцы подозревали и чувствовали, что на Украине скоро может начаться гражданская война. Уже тогда на западе страны пытались вновь захватывать храмы, угрожали монахам Почаевской Лавры, и вообще в стране появились страхи новых гонений на Православие, войны против всего русского, русскоязычного, «москальского». Тогда же, в «посторанжевый» период, появились законы о запрете русского языка, начались закрытия русских школ, запреты русскоязычных программ в официальных теле- и радиоэфирах. В целом была достаточно накаленная обстановка. Я тогда учился в Лавре и как-то пришел к о. Феодору и высказал ему опасения людей о войне между Россией и Украиной (именно из-за новых властей Украины, которые тогда уже начинали говорить о России как о своем заклятом враге), на что батюшка очень твердо и громко произнес: «Войны не будет, войны не будет!» Тогда эти слова успокоили и быстро забылись. Действительно, войны никакой не случилось. Но когда зимой 2014-го произошел государственный переворот в Киеве, а затем полилась кровь в Одессе, Мариуполе, на Донбассе, эти слова отчетливо вспомнились. И фактически заморозили работу над книгой. Я никогда не считал батюшку неким «прозорливым старцем», вещающим о судьбах мира, но очень хотелось, чтобы в таком важном вопросе, как отношения между Россией и Украиной, в вопросе мира между нашими народами он не ошибался. До того времени я не помнил, чтобы какие-то оснополагающие вещи, о которых говорил о. Феодор, не сбывались в том ключе, в каком он их раскрывал. А тут… Неужели батюшка все-таки ошибся в своем слове? И только спустя год или даже полтора после начала украинской трагедии я по-новому услышал сказанные про Украину слова. Точнее, я нашел другие его слова, развеявшие все мои сомнения, слова обнадеживающие и жизнеутверждающие. Это слова о том, что Украина и Россия воссоединятся. Да, войны между нами не будет. Это невозможно. Будет – воссоединение. А войны не может быть по определению. Не могут быть посланы два братских народа, а по сути – один и тот же разделенный народ, убивать друг друга, как бы сильно кому-то этого ни хотелось. Та война, которая началась в наши дни на Украине – это не война между двумя государствами и двумя народами. Это война граждан Украины, часть из которых одурманена прозападной пропагандой и глубоко губительными идеями украинского национализма. Под воздействие этой пропаганды подпали и русские люди, исповедующие каноническое православие. Вряд ли отец Феодор мог предполагать и прозревать ту страшную трагедию, очевидцами которой являемся сегодня все мы, он говорил только о мире между нашими народами. Более того – о воссоединении наших народов. Точнее, одного разделенного русского народа. Батюшка искренне считал себя (хотя сам родился на Украине) русским человеком и говорил, что вообще украинцев нет, а есть русские люди. «Все мы русские», – вот его слова. Так что говорил о. Феодор о той большой войне между нашими странами, которой нет и быть не может. Наоборот, русские – единственные, кто помогает спасти нынешних украинцев, а по факту русскоязычное и мировоззренчески русское население современной Украины от гибели и вымирания, от геноцида и произвола постановочных властей в Киеве. Сегодня Россия ведет войну не против, а за Украину. Если смотреть оптимистично, то впереди – воссоединение нашего народа. По мнению старца Феодора, оно обязательно случится. И хотя дается оно, как мы видим, большой кровью и горем, но это значит, что и единство будет тем крепче и сильнее, чем сильнее страдание народное. Теперь в это новое единство русское лично я безусловно верю.