Светочи Тьмы
Шрифт:
Так больно и так страшно подозревать самого близкого, самого родного, считай, единственного оставшегося у нее друга. Больно, но она должна знать правду!
…Они сидели на скамейке возле конюшни, между ними лежала открытая папка с рисунками.
– Где ты это взяла? – спросил дядя Митя, закуривая.
– Дома. Нашла в бабушкиных бумагах.
Он кивнул, глубоко затянулся сигаретой и спросил:
– Так что ты хочешь знать, Мира?
– Я хочу знать, что это за рисунки, и почему бабушка
– Я советовал сжечь. – Он выпустил почти идеальное колечко дыма. – Твой лечащий врач тоже.
– Какой врач?
– Психиатр. Ты нарисовала эти картины вскоре после своей… – он запнулся, а потом решительно продолжил: – Вскоре после своего возвращения.
– С того света?
– Да. Поначалу психиатр посчитал этот метод полезным. Регрессология. Слыхала, небось?
Еще бы она не слыхала! Всякий уважающий себя шизик знает, что такое регрессивный гипноз.
– Врач подумал, что вот это все, – дядя Митя кивнул на рисунки, – поможет тебе.
– Поможет в чем? Вспомнить, что со мной случилось до момента смерти?
– Я бы расширил список. – Он невесело усмехнулся. – До смерти и во время смерти.
– Охренеть! – Мирослава откинулась на спинку скамейки, на мгновение прикрыла глаза. – И что из меня вытянул этот ваш регрессолог-самоучка?
– Сначала вот это. – Дядя Митя взял в руки листок со своим портретом.
– Тебя?..
– Меня. В полиции надеялись, что ты сможешь нарисовать фоторобот своего убийцы, но у тебя ничего не получалось. Ты перестала рисовать, Мира, после того как…
– После того, как умерла?
– Да. Психиатр подумал, что образ убийцы можно вытащить из твоего подсознания, погрузив тебя в гипноз. Твоя бабушка была против, но ты настояла.
– Я?
– Да, ты хотела знать, кто тебя…
– Убил.
– Да.
– И я нарисовала тебя?
– Да. – Он снова усмехнулся.
– И что сказал психиатр?
– Психиатр сказал, что твое подсознание выдало не портрет твоего убийцы, а портрет твоего спасителя. Малый временной промежуток, огромный стресс для мозга при переходе «туда-обратно». Так он сказал.
Это было похоже на правду. Нет, это не могло быть ничем, кроме правды! Но оставался еще один вопрос, почему она нарисовала на плече дяди Мити ту страшную руку.
– А это? – Мирослава коснулась рисунка и тут же отдернула руку. – Что это было за твоим плечом? Кто это был?
– Мы долго размышляли над этим. Возможно, так твое подсознание представляло смерть. Могло такое быть? – Он посмотрел на нее очень внимательно.
– Наверное. – Она пока не знала, не была уверена. – А что было дальше, какой рисунок?
– Вот этот. – Дядя Митя положил на скамейку листок с нарисованным на нем Лехой. – Это же тот мальчик? Ваш с Артёмом друг, так?
– Да, это он. – Мирослава кивнула.
– Это было одно из твоих самых ярких воспоминаний незадолго до…
– До смерти! Дядя Митя, давайте называть вещи своими именами.
– Хорошо, до смерти. Этого мальчика нашли в Свечной башне у подножья лестницы. Знать об этом ты никак не могла. Если только…
– Если только не видела его там своими собственными глазами, – закончила она за него.
– Да. Мы с твоей бабушкой так и решили. Подумали, что ты могла это видеть.
– Я видела. Фрост… Артём говорит, что это мы нашли его первыми.
Дядя Митя не стал спрашивать, почему они не сообщили взрослым, и Мирослава была ему за это признательна. У нее все равно пока не было ответа на этот мучительный вопрос. Она могла лишь предположить, что они просто испугались…
– Вот это? – Она указал на третий рисунок с горящей башней.
– Тут сложно. Видеть такое в реальной жизни ты, ясное дело, не могла. Помню, тогда психиатр сказал, что мы ступаем на зыбкую почву предположений и догадок.
– Регрессия – это отчасти и о прошлых жизнях, так?
– Отчасти. А еще об особой настройке психики. Очень тонкой настройке, когда человек может видеть то, что не дано обычным людям.
– Я вижу вот это! – Мирослава сама не ожидала, что сорвется на крик, сорвется и почти в лицо швырнет дяде Мите самый последний рисунок. – Я до сих пор вижу вот это! О какой настройке психики ты ведешь речь?
Он не отшатнулся и не разозлился, он обнял Мирославу за плечи, погладил по голове, как в далеком детстве.
– Я схожу с ума, – сказала она шепотом. – Дядя Митя, у меня галлюцинации, а это значит, что я схожу с ума.
– Мира, – его голос тоже упал до шепота, – в своей жизни я не видел человека смелее, сильнее и разумнее тебя. А в своей жизни я повидал всякого. Можешь мне поверить, девочка. Ты не сходишь с ума.
– А что тогда? – Ему хотелось верить. Он был мудрым и добрым. Он был ее единственным другом.
– Я не знаю. Но это точно не сумасшествие.
– Тонкая настройка психики? – Она усмехнулась и слегка отстранилась, чтобы было легче взглянуть ему в глаза.
– Есть многое на свете, друг Горацио… – продекламировал он и тоже усмехнулся. – Ну что, девочка, я ответил на твои вопросы? Ты успокоилась?
– Да. – Мирослава кивнула.
Он снова посмотрел на нее очень внимательно и, кажется, недоверчиво, а потом вдруг спросил:
– Где ты видела эту… это существо? – Взгляд его скользнул по рисунку с ведьмой.
– Ты имеешь в виду, при каких обстоятельствах и в каком месте у меня случались галлюцинации?
– Если тебе больше нравится такая постановка вопроса.